Наталья Мелёхина - Железные люди (сборник)

– Р-ры-аж-жина… Меее-я под-ло-дная! – начала Тася заплетающимся после инсульта языком.

– Слава богу! – перекрестилась Фаина. – Быстрей говорить научишься! Супостатка!

Бабушки прижимали кончики платочков к глазам, деды, включая Однорукого, озадаченно отводили глаза, кто-то неуверенно хлопнул в ладоши, и вдруг паутининцы зааплодировали. Громкими хлопками, как поганую муху, прилетевшую с тленной падали, они отгоняли тот неумолимый день, в который ни тетя Фая, ни тетя Тася, ни они сами уже больше не выйдут к оврагу. И в окно Тасиной избы наблюдали за происходящим выставленные для красоты на подоконник матерчатые девушки и парни, все одинаково бесполого небесного цвета.

В темнице моей памяти томится крылатая белая пленница. Она угодила в заключение девятнадцатого июля, в день, когда мне исполнилось девятнадцать лет. Вместе со мной праздновал шестнадцатилетие мой друг Саня по прозвищу Зёма. Одна цифра совершила кувырок и встала с ног на голову, но, пожалуй, тогда это было единственное различие между нами. В тот год мы заполняли нищую деревенскую юность всеми сокровищами северного лета. Днем до отупения работали на сенокосе. Ночами измеряли шагами проселочную дорогу, причем вовсе не в прогулочном темпе, а в энергичном подобии солдатского кросса, чтобы комары и гнус не успели нас догнать. Иногда мы жгли костры на обочинах, спасаясь от крылатых тварей, и на наших глазах безобидные невесомые мотыльки гибли в пламени наравне с кровососущими гадами. Когда нашим рукам выпадало счастье освободиться от вил и граблей, мы тут же вкладывали в них сети и удочки. Все выходные проходили на реке, где мы купались, рыбачили, варили уху и заваривали чай из листьев княжицы. В то лето каждое утро в окно моей комнаты ударял мелкий камешек, и неизменно бодрый Зёмин голос возвещал:

– Вставай! Смотри, что я принес!

Обычно это был букетик щавеля, тощая молодая морковка или горсть ягод, украденных на чьем-нибудь огороде.

В наш общий день рождения мне удалось приготовить для Сани подарок: накопить-наскрести по монетке на плитку шоколада. У Зёмы, старшего сына в многодетной семье, этот хитрый трюк не удался. В качестве презента Саня придумал другой фокус. Как обычно, девятнадцатого июля в мое окно щелкнул камешек.

– Эй ты, а ну пошли выйдем! – крикнул Зёма, изображая угрюмую интонацию бандита из детективного фильма.

Мы встретились на залитой солнцем лужайке в окружении грядок с луком. Над нами порхали разнообразные насекомые: мухи, слепни, бабочки, мошки, шмели, пчелы. Казалось, весь воздух заполнился трепетанием их крыл. От грядок остро несло луком. К этому запаху примешивался тончайший аромат желтых и оранжевых лилий. Они всегда расцветали точно к нашему общему дню рождения, но мы сами в отличие от лилий давно уже не были невинными цветами. Год назад Саня вместе со своим дядей-дальнобойщиком совершил путешествие от Калининграда до Уральских гор и получил весьма точное представление о прейскуранте «плечевых» на всем протяжении этого маршрута. Мне, как и всем деревенским ребятишкам, тайна зарождения новых существ – от телят и котят до детенышей человека – открылась еще в начальной школе при естественном наблюдении окружающей природы, которая игнорирует законы о возрастных цензах. Неудивительно, что в возрасте, когда сердца становятся особенно уязвимыми, мы прятали их под грубым хитиновым панцирем скабрезных шуток. В компании таких же измученных работой недорослей парни и девчонки ночи напролет травили анекдоты, достойные самых искусных боцманов, но при этом ни у одного из нас не хватало смелости хотя бы самым кончиком языка попробовать на вкус чистое слово «любовь».

– Давай, протяни обе руки! Сделай их «чашкой»! – попросил Зёма. – Я отпущу, а ты сразу не раскрывай!

Он что-то прятал в замке из своих ладоней. Это что-то переместилось из его пригоршни в мою «чашку», и его ладони легли сверху, словно горячее блюдце. Нечто хрупкое и невесомое трепетало, и пульсировало, и пыталось вырваться на волю из сосуда, стенки которого состояли из наших рук.

– На счет три выпускаем: раз, два, три! С днем рождения!

Мы разжали горсть из четырех ладоней, и в небо выпорхнула белая бабочка-капустница. Она летела по неровной траектории, словно еще не пришла в себя после плена. Разок перекувырнулась в воздухе, описав нечто вроде шестерки, а может, девятки, и исчезла в сплетении солнечных лучей и воздушных струй.