Соня Фрейм - Опасный возраст

Мне нужны были люди. И я почувствовал облегчение, когда переступил порог его дома. У Дэна было тепло, пахло жареным и даже стояла елка.

— Они заставили меня ее наряжать! — возмущенно прошипел он, когда родители оставили нас наедине. — Сколько, думаешь, мне лет?!

— Семнадцать, — машинально ответил я, разглядывая гирлянды и стеклянные игрушки в блестках.

Он внес свою лепту тем, что вырезал из журнала головы своих любимых спортсменов и нашпилил их на ветки.

— Я должен быть с корешами из секции по тай-бо, — сердито вещал он, — мы планировали вечеринку века! Вместо этого я крошу с предками салаты, слушаю концерты для людей за пятьдесят и наряжаю, блин, хренову елку!

— Ну, не тебя одного обломали.

И я рассказал, как проторчал в аэропорту час с лишним, а она, оказывается, решила остаться в Цюрихе.

— Она сказала, что вернется сегодня! И что мы, возможно, встретим Новый год вместе! Почему нельзя было предупредить?! Она же всегда все помнит! Может, у нее там кто-то есть?

Дэн сочувствующе посмотрел на меня исподлобья и сказал:

— А ты не думал, что она не забыла? Может… она просто не хотела тебя посылать прямым текстом.

— Она не могла так поступить!

— Ты же ее не знаешь.

— Я знаю ее!

— Да она о себе никогда ничего не рассказывает! Чувак, забей ты на нее. Есть бабы, которые не по зубам. И чем раньше ты это усвоишь, тем лучше. Иначе потом будет невесело.

Я лишь вздохнул и закрыл тему. Мы уныло ковырялись в тарелках, потом ушли к нему в комнату и до самой полуночи играли в видеоигры. Его родители были разочарованы моей псевдоинтеллигентностью, о которой им прожужжал уши Дэн, но выгонять, разумеется, не стали. Мы лежали на кроватях, каждый лелея в груди свою обиду.

Но нам не спалось, мы еще долго трепались и в итоге вдруг странно повеселели. В темноте все разговоры становятся интереснее. Я рассказал, что прошлый Новый год был, по сути, страшным: я встретил его на дамбе, в одиночестве, разговаривая сам с собой.

— Так что… в этот раз все намного лучше, — подытожил я.

— Знаешь, что о тебе в школе говорят?

— Знаю.

— Что ты псих, маньяк и режешь себе вены.

— Вены я никогда не резал.

— Можешь с ними поспорить. Я раньше издали наблюдал за тобой и думал, что ты — сатанист и извращенец.

Меня начал разбирать смех. Дэн тоже издал легкий смешок, но был в целом серьезен. Мы уже час не могли заткнуться, а за окном опять начался снегопад. Классический получился праздник: в кругу семьи, пусть и не моей, с елкой, и погода была как на открытках. Хотелось сказать неизвестно кому: «А вышло, в общем-то, неплохо…».

И я вдруг почувствовал удовольствие и покой. Мне было уютно, а беседа с Дэном была искренней и легкой. Между нами была другая разновидность откровенности, чем с Эленой. Так получается говорить только с человеком, который с вами одного возраста, и нет никаких других преград, если вы друг друга понимаете.

— Но ты оказался совсем не таким. Тебе это уже говорили?

— Представь себе, да. Но и ты оказался другим.

— Да-а-а? — довольно донеслось с его кровати. — И что ты подумал? Спорим, ты сразу решил, что я классный?!

— Я думал, ты тупой кач. Извини. Но ты оказался умным качом.

— Что за стереотипы вообще? — недовольно вопросил он. — Если спортсмен, то сразу дебил…

— А почему если ходишь в черном, то сразу сатанист?

— Окей, один-один.

— Знаешь… я рад, что мы друзья.

— Ты бываешь ужасно сентиментальным.

— Давай уже спать.

— Да, спокойной…

Мы оба замолчали и закрыли глаза. В тишине слышалось тиканье часов и слабое гудение обогревателя. Я начал засыпать. Но спустя пару минут мне в голову прилетела подушка.

— Я тоже рад, что мы друзья, — донеслось с кровати Дэна.

Я не звонил Элене и вообще не знал, вернулась она или нет. Очередная суббота прошла без нее, под рев музыки в наушниках. Я предполагал, что она по-прежнему в Цюрихе. Почему-то это казалось естественным, она любила путешествовать, к тому же принадлежала к той редкой категории людей, которые могут позволить себе продлить удовольствие. Или же была уже давно дома, но мне не звонила, потому что я ее достал.

Я по-прежнему пребывал в немного обиженном состоянии и не знал, что делать, как правильно поступить. Я думал, что в любой обстановке, даже самой неоднозначной, есть оптимально удачное действие, которое поможет обойти все подводные камни и повернуть ситуацию выигрышной стороной… Но из-за поисков этого идеального действия часто сомневался и ничего не делал.