Лара Вапняр - Пока еще здесь

– Я до сих пор не знаю, что это было, – сказала Регина. – Может, она подсознательно хотела меня наказать за попытку бросить ее? Или это был дар свободы? Она знала, как я хотела свободы, но понимала, что не в силах дать мне ее, пока жива. И тогда она умерла.

– Или ни то, ни другое, – ответил Боб, гладя ее по голове. – Может, она умерла, потому что пришло ее время. Люди умирают. Они не делают это нарочно или для кого-то другого.

Шелестящий звук, когда Боб проводил пальцами над ее ухом, напоминал Регине звук моря. Это так успокаивало.

Боб сказал, что на самом деле Регининой матери очень повезло умереть вот так, в своей постели, рядом с дочерью. Те, кого он знал, чаще всего умирали в больницах, подключенные к разным аппаратам, в окружении чужих людей, во рту трубки – какое уж там последнее слово. Когда умирал отец, старший брат Чак кричал докторам: “сделайте все возможное”, “идите, черт подери, до конца!”

– Отцу сломали два ребра, когда делали искусственное дыхание, – сказал Боб. – Ты даже не представляешь, как ему было больно.

Потом Боб описал это все своему психотерапевту, и тот, вздохнув, произнес: “Смерть нынче уже не то, что раньше”.

Боб не так уж любил отца, но смерть оглушила его. Почти за всеми его начинаниями маячила тень отца. Семейное предание гласило, что, впервые увидев Боба в роддоме, тот поморщился и сказал: “Совсем не похож на Чака!” Чак уже тогда был самым способным и высоким учеником в подготовительном классе. Он считал до ста и умел далеко послать мяч. Психотерапевт сказал, что в какой-то степени это очень облегчило жизнь Бобу, потому что, если в тебе разочарованы уже с рождения, на тебя не давит травмирующая необходимость добиться успеха. Может, он и прав. Главной целью Боба было не добиться успеха, а прожить свою жизнь по-другому. Он поступил в университет на Восточном побережье, переехал в Нью-Йорк, стал придерживаться либеральных взглядов в политике, занялся информационными технологиями и женился на сложной женщине.

– Это я про первую жену, милая, – пояснил он Регине. – Она тот еще персонаж.

Регину кольнула ревность. Она что же, не такая интересная, как его бывшая?

– В общем, когда отец умер, я совсем потерялся, чувствовал себя абсолютно опустошенным, как будто меня лишили смысла жизни. У меня всегда было ощущение, что я живу ради отца, даже если главной целью казалось все делать ему наперекор. Я где-то с год был в депрессии.

– После маминой смерти было иначе. Я очень любил ее, и боль этой потери была много-много острее. Вдруг что-то напоминало ее запах – от нее очень особенно пахло, чисто и сухо, как от свежей стружки, – и я рыдал как дитя. Она была очень сдержанной. Больше всего на свете любила читать. Вообще-то ты мне ее немножко напоминаешь.

А вот это настораживает, подумала Регина, но нежность в голосе Боба успокоила ее.

– Мама не была очень уж теплой. Не помню, чтобы она нас когда-нибудь целовала, разве только когда мы заболевали. Я всерьез верил, что ее поцелуи – это самое настоящее лекарство. Однажды в школе у меня поднялась температура, и медсестра дала мне таблетку аспирина. Когда позже она справилась, стало ли мне лучше, я ответил: “Нет! Меня же мама не поцеловала!”

– Милый мой! – прошептала Регина.

– Да, когда умерла мать, мне было очень тяжело, но меня не оглушило и жизнь не кончилась, как казалось после папиной смерти. Но настоящий ужас догнал только несколько месяцев спустя. Мы ужинали со старыми друзьями. Всем хорошо за сорок, как и мне. И вдруг до меня дошло, что я там единственный, у кого уже нет в живых обоих родителей. Нет больше никого между мной и смертью. Никакого щита. Я следующий на очереди. Никогда мне не было так страшно.

Боб съехал чуть ниже с дивана, и теперь его голова покоилась на коленях у Регины. Она наклонилась и поцеловала его, и ее волосы упали на его лицо, словно укрывая от всех ужасов, становясь тем самым щитом, которого ему так не хватало. Она чувствовала, как ее распирает от нежности к Бобу, как та до боли давит изнутри на ребра.

Это воспоминание всегда трогало ее. “Боб, любимый”, – произнесла Регина, глядя в сторону Хадсон.

Воркующий голосок прервал ее забытье.

– Ну-ка, посмотри, какая милая тетя! Это же милая тетя? Ну конечно! Конечно! Давай-ка помашем ей ручкой.

Регина посмотрела направо. На соседней террасе стояла женщина с ребенком на руках. Здесь мог быть идеальный район, если бы не все эти дети. Такое ощущение, что все сюда съезжаются, чтобы родить ребенка. Женщина покачивала ладошкой младенца, изображая, что он машет Регине. Регина отдала им пионерский салют, подхватила пустую чашку и вернулась в комнату.