Александр Иванов - Будни анестезиолога

— Да я не гопник, я доктор!

Но многие старушки писали благодарности и просили присылать только его. Загадочная причина выяснилась: Чацкий не признавал фонендоскопа и выслушивал хрипы в старушечьих грудях непосредственно ухом. Бабки тащились, когда он своей небритой щекой елозил под их сиськами. Одна рассказывала мне на следующий день:

— Представляете, он мне ухо к спине приложил, говорит, дышите! Я дышу-дышу, думаю, какой же внимательный старичок, а у меня аж голова закружилась. Оборачиваюсь, а он там прислонился и спит. Пригрелся. Я ему кроватку постелила, он поспал часик, дальше поехал. А вы, доктор, разве спать не будете? Отдохните, ночь на дворе…

Жил Чацкий в деревне под Псковом, хитрым способом добираясь на работу в Питер. Надев парадный китель со всеми своими орденскими колодками, а в прошлом, во времена войны он был полковником, подходил к посту ДПС на выезде из города и просил гаишников подсобить, срочно надо в Питер. Гаишники не отказывали, тормозили дальнобойщика, долго мурыжили, проверяя документы, и наконец предлагали: «Ладно, езжай, только нашего деда до города подвези». Любой с радостью соглашался, лишь бы быстрее отделаться от проверки. Один раз, на День Победы он решил вместо колодок прикрутить все свои награды. Вышло нехорошо: во время торжественного собрания он попытался встать и под тяжестью кителя со звоном рухнул на пол.

Зачем он продолжал работать, почему ему спокойно не жилось на полковничьей пенсии дома, в своей питерской квартире, выяснилось случайно. Оказалось, что его жена хворала шизофренией. Жить с ней было тяжело, и когда ее выписывали из сумасшедшего дома, дед перебирался под Псков, на дачу. А их сына из психиатрической больницы не выписывали никогда. И Чацкий раз в неделю ездил его навещать, заодно и приезжал на дежурство.

Узнали об этом так: звонок на станцию, какая-то тетка просит к телефону заведующую. Спрашивает:

— А у вас Чацкий работает?

— Работает.

— А вы знаете, зачем он у вас работает? Он к старухам на вызовы ездит!

Заведовать подстанцией тогда пришла новая молодая тетка и удивилась вопросу:

— А у нас вроде бы все врачи в основном ездят к пожилым пациентам.

— А знаете, зачем он к ним ездит? Он им свой х… дает сосать!

— А вы кто, простите?

— Я его жена, я про него все знаю!

Дальше навести справки было не сложно, узнали, что жена Чацкого постоянный посетитель дурдома. Мы старика жалели. Руководство постоянно делало попытки его уволить, но тут же кто-то звонил якобы из обкома КПСС, с приказом: не сметь! Заслуженный человек, ветеран, орденоносец! Начальство оставляло попытки, хотя, похоже, звонил он сам или кто-то из его знакомых. Избавиться от него удалось только при разделении «Скорой» и Неотложной помощи. Приказом его со «Скорой» перевели в «неотложку», а туда он идти не захотел. «Неотлога» ему не нравилась, ограниченный район, нет размаха. За пределы района выезжать не положено, не съездить в психбольницу к сыну, не прокатиться по магазинам, не закупить продуктов в деревню.

Врач «Неотложной помощи», бабушка Кульчицкая, хворала заболеванием под названием булимия и, соответственно, ожирением. От ее ожирения страдали только водители «неотложки», которым приходилось ее запихивать в карету (забраться на сиденье рядом с водителем она не могла), а от булимии — все остальные сотрудники. Продукты питания оставлять на работе в холодильнике было опасно, вернее бессмысленно — съест. Съедала она все, что попадалось на глаза. Вдобавок бабка почти все время была навеселе, чтобы носить свою десятипудовую тушу по этажам, за день она выпивала десяток пузырьков корвалола.

Ее беседа с больными выглядела примерно так:

— Что у вас болит? Поясница? Это вы съели что-нибудь, милая, точно съели. Я знаю. А что у вас было на обед? Борщ? Покажите-ка мне ваш борщ.

Ей приносили кастрюлю недоеденного борща. Проглотив его, бабка спрашивала:

— Да нет, хороший борщ. А на второе что было?

— Котлеты.

— Давайте сюда котлеты.

Сожрав десяток котлет, продолжала:

— А еще что было? Компот? Нет, я компот не буду, от компота такого не бывает. Обед у вас хороший, это вы где-то что-то другое съели.

Встать со стула после еды бабка уже не могла, говоря больным:

— Подойди ко мне, милая, я тебе укольчик сделаю.

— Доктор, а вы руки помыть не хотите?

— Ой, совсем забыла, а ты принеси мне тазик с водичкой, я руки помою.

Как-то раз народ собрался после дежурства всей подстанцией поехать на природу, отметить что-то, кажется, День медработника. Закупили все, что полагается, а на закуску десяток копченых куриц. Загрузили в холодильник, забыв, что дежурит бабка Кульчицкая. Когда ночью все сидели и играли за столом в штос, а Кульчицкая храпела в кресле, у кого-то возникает мысль: «А чего-то вдруг она так громко храпит?» И сразу несколько человек метнулись к холодильнику: пусто, десятка цыплят как не бывало, не нашли даже костей. Пауза, только громкий храп Кульчицкой. И вдруг наступает полная тишина, храп прекращается. Кто-то начинает считать: «Тридцать секунд, сорок, пятьдесят… Это ж сколько она уже не дышит? Если, блядь, она сейчас остановится, я ее ни качну ни разу!» Все молчат, ждут. Минуты через две раздается шипение, кашель, из глотки выплевывается застрявшая сопля, и храп возобновляется. Народ с облегчением возвращается к игре. А то действительно может выйти неловко, рядом пять или шесть врачей «Скорой помощи», и вдруг внезапно умирает сотрудник. Могут быть вопросы — почему не реанимировали? Не хорошо.