Владимир Топилин - Слезы Чёрной речки

— Хорошо или хороша? — пыхнул дымом самосада в сторону Андрея с хитринкой в голосе Леха.

— Ты это о чем?

— Не о чем, а о ком! — многозначительно кивнув головой на Татьяну, ответил Леха.

— Не понял...

— Что не понял? Чего валенком прикидываешься? Думаешь, не видно, как твои глазки блестят? Да ты посмотри, посмотри. Не скрывай, что Танюху любишь! Все знают, что у вас шуры-муры...

— Кто знает? — дрогнул лицом Андрей и, ожидая ответа, «прилип» глазами к девушке, наблюдая, как она в сопровождении Маши степенно подходила к сидевшим подругам.

Когда она подошла, девчата отодвинулись, предлагая ей место. Татьяна, недолго помедлив, запрокинула голову, поправив качнувшуюся косу, как бы еще раз подчеркнула свою красоту, и, выстрелив сливовыми глазами в сторону Андрея, плавно присела на траву. Руки девушки потянули край юбки, прикрывая оголившиеся колени. Томный вздох усталости вырвался из пухленьких губ, а глаза-молнии вновь выстрелили в парней.

Конечно же Андрей чувствовал, что Татьяна к нему неравнодушна, что между ними что-то происходит. Какая-то невидимая связующая нить, идущая от Татьяны, крепнет и приближает его к девушке. Андрей заметил это уже давно, с начала весны, когда на посиделках в сельском клубе девушка впервые оказала ему явные знаки внимания. На танцах под гармошку девушка шла только с ним, улыбалась только ему. Все ласковые слова предназначались только для него. Все старания многочисленных ухажеров проводить до калитки отвергались, это право предоставлялось только ему. Однако этим правом Андрей ни разу не воспользовался, на что Татьяна качала головой и надувала губы. Но обида девушки была непродолжительной. На следующей вечеринке Таня вновь стремилась к уединению с Андреем.

Андрей понимал, какую цель преследует девушка, поэтому от слов Лехи покраснел, отвернулся в сторону, стараясь пропустить слова друга мимо ушей. Леха подливал масла в огонь:

— Все девки знают, вся деревня знает о вашей любви. Девчата мне все уши прожужжали. Один ты как телок мукаешь. Смотри — упустишь девку. А как хороша! Если шарфиком шею повязать — концы не повиснут, а лягут на груди... Эх! Так и хочется посмотреть, что у нее там под кофточкой!

— Ты это... того... Табакерку-то прикрой да за разговором следи, — почему-то вдруг заревновав, перебил его Андрей.

— Во! Наконец-то признался! — засмеялся Леха и, затянувшись самокруткой, дыхнул громко и шумно, как запарившийся жеребец.

— Ничего! Я тебя на черемше сосватаю, не пожалеешь!..

— Надо будет — без тебя сосватаюсь, — понизил голос Андрей, искоса посмотрев на девчат. — Докурил? Будет! Хватит колодину греть, пошли дальше.

— Как скажешь, командир, — охотно согласился тот и грозно «прорычал» на девчат: — Чего расселись? Поднимайтесь, пошли дальше! Время не ждет.

Но девчата не торопились подчиняться новоявленному командиру. Все знали добродушный, миролюбивый и спокойный характер Алексея. Девчата давно сделали Леху всеобщим козлом отпущения. Он стал объектом шуток, едких домогательств, насмешек, язвительных пересудов. Парень к подобным издевательствам уже давно привык, смирился и не обижался, а на колкости лениво и равнодушно отвечал:

— Пусть говорят, мне не жалко. Язык без костей.

В Лехе жила с рождения самая главная и непоправимая беда — лень. Он был настолько меланхоличен и медлителен, что мог делать любую работу днями, неделями. Мог проспать двадцать пять часов в сутки, просыпаясь только для того, чтобы поесть. А кушать Леха любил. Очень любил! Во время своего бодрствования он постоянно что-нибудь жевал и прекращал чавканье только для того, чтобы поспать или покурить. Вполне понятно, что свою работу он делал абы как. Никто не соглашался работать с ним не только в паре, но и в бригаде. Итог Лехиной лени был плачевен. Его отправили в бригаду девчат за черемшой. Парень три дня ревел маралом и смягчился лишь тогда, когда ему разрешили ехать на коне.

— Идти пешком! На Пыхтун?! Тридцать километров? Никогда! Не пойду! — распалялся он. — На коне? Тогда можно...

Но во время сборов, рано утром, перед самым выходом в тайгу опять вышла небольшая загвоздка — Лехе предстояло ехать на норовистой и капризной кобыле Липе. Ему казалось, что данный объект передвижения невзлюбил его с того момента, как только он вошел на конюшню.

Липа брыкалась, поворачивалась боком, задом, нервно крутила хвостом, косила глазами, скалила почерневшие зубы в явном намерении укусить Леху за ухо. Но это еще не все. Старший конюх дядька Митяй наотрез отказался выдать Алексею седло, мотивируя сей факт отсутствием материальных средств. По незнанию парень не придал этому обстоятельству никакого значения: какая разница, на чем ехать, в седле или на потнике? Лишь бы не пешком! Однако после первого километра пройденного пути Леха заметил, что извивающийся хребет кобылы необычайно больно режет и бьет из-под суконного потника, а свисающие ноги, не имея никакой опоры, наливаются свинцовой тяжестью.