Владимир Топилин - Слезы Чёрной речки

Проснувшись утром, не узнал тайгу. Пушистая, снеговая масса достигала едва ли не до пояса. Чурки не видно. Пройти за водой к ручью без лыж невозможно. Еще не осевший, не слежавшийся снег, как куриный пух, не держал на поверхности. Наступая вперед, Янис проваливался до земли. Испытав лыжи брата, но так и не добившись конечного результата, стал копать к ручью дорожку, так быстрее. Идти проверять ловушки бессмысленно, надо ждать, когда облежится снег.

На второй и третий день картина не менялась. Осадки падали, не переставая, засыпая все вокруг. Толщина покрова достигла Янису по грудь. Все это время он не лежал на нарах: откидывал возле избушки снег, чистил к ручью и сложенным в поленницу неподалеку дровам дорожки. Чинил одежду, отминал шкурки добытых зверьков. К настоящему моменту у него был один соболь, пять колонков, семь горностаев, около двух сотен белок. Добытую пушнину он хранил в большом, обитом жестью ящике на лабазе.

Утром третьего дня, собираясь варить обед, нарубил мясо, хотел наполнить им казан. Потом вдруг повесил его на гвоздь в сенях, достал небольшой трехлитровый котелок, решил варить в нем. Зачем переводить продукты?

От этого на душе у него стало так тоскливо, как это происходит в том случае, когда тебе отказывает в любви девушка или предал лучший друг. Постоянно думая о родных и близких, об Инге, нагнетал себя. Не спал ночами, стал раздражительным и вспыльчивым. Вчера, когда собака утром попросилась на улицу, за шиворот выкинул в открытые двери, как будто она была виновата в бедах:

— Ходишь тут!.. — зло кричал Янис. — Избушку выстужаешь!

По прошествии времени, когда остыл, понял свою ошибку, позвал лайку в избу. Но та, свернувшись клубочком под елью, игнорировала его. Обиделась.

Поведение собаки возмутило. С силой захлопнув дверь, оторвал ручку, зашвырнул в угол. Упал на нары лицом вниз, заплакал, а выплакав все слезы, расслабился, затих, незаметно уснул.

Прошло много времени, прежде чем проснулся. Сел на нарах, бесцельно осмотрелся вокруг. За окном сумерки. Что сейчас? Утро или вечер? Ему без разницы. Все равно в тайгу не идти. Зачем?

Встал с нар, вышел на улицу. На очищенной перед избушкой площадке — по колено снегу, опять надо откидывать лопатой. Взял орудие в руки, начал отгребать пухляк.

Под елью лежит Елка. Отвернула голову, смотрит в сторону. Когда расчистил дорожки, позвал за собой в тепло, но та не пошла.

В зимовье пусто и одиноко. От нечего делать затопил печь, взял в руки тетрадь, стал перечитывать свои записи. Тогда, в начале октября, он был полон красочных надежд на встречу с родными, теперь точно знал, что отец с братьями не придут к нему. Но ужаснее было то, что он также не может выйти из тайги к людям, должен жить здесь неизвестно до каких пор. Янис чувствовал себя изгоем, у которого нет будущего. Это подобно поведению затравленного зверя, который, сидя в клетке, не может вернуться в свое логово.

Теперь он не сможет увидеть любимую девушку. Свидание и свадьба откладывались до неопределенного времени. Да и состоится ли вообще? Вспомнив об Инге, застонал. Янис походил на молодой кедр, у которого ураган только что оторвал где-то посредине ствол с ветками. Он еще жив, напитан соками земли, но исход однозначен: ему все равно быть трухлявым пнем, который быстро сгниет без вершины.

Обхватив руками голову, облокотившись на стол, долго сидел, уставившись на огонек керосиновой лампы. Смотрел, как тот, медленно догорая, гаснет, сгущая сумерки в бревенчатых стенах. Опять кончился керосин. Надо больше экономить, запасов топлива для освещения едва ли хватит до весны. Да и вообще надо беречь спички, соль, муку, крупы и прочие домашние продукты. Пополнить их не получится, никто не принесет. Он тоже не может выйти в деревню, дороги в мир людей нет. В душе — боль, на сердце — тоска. Не зажигая огня, отвалился на нары. Не накрываясь одеялом, не вытирая катившихся слез, ткнулся лицом в подушку.

Раннее утро разбудило его внутренним порывом. Неуемная молодость требовала движений.

Янис встал, растопил печь. Вышел на улицу, размял на свежем воздухе затекшее за ночь тело. Снега выпало немного. Взяв в руки лопату, быстро очистил площадку и тропинки. От непродолжительной работы улучшилось настроение. Под деревом зашевелилась Елка. Встала, потянулась, чихнула.

— Ох, ты, моя хорошая! — подзывая собаку к себе, заговорил он, стараясь исправить вчерашнюю ошибку. — Иди ко мне! Ну? Дай, я тебя поглажу… Не хочешь? Извини меня, ну? Всякое бывает, сорвался…