Владимир Максимов - Живая душа

– Понравилась, – улыбнулся он. – Спасибо тебе. Её только непривычные огни в сквере и грохот немного пугали. Но съела она всё.

– Может быть, ещё шампанского? – предложил я.

– Давай. Как говорил дед: «За всё хорошее на земле нашей русской!»

Мы чокнулись и не спеша выпили по бокалу прохладного, радостно пузырящегося шампанского. Тем более что тост моего отца, который он частенько произносил, был действительно хорош.

– Пойду, поздравлю по Интернету друзей, – сказал Дмитрий, когда всполохи в небе стали стихать.

Он взял с блюда яблоко и отправился в свою комнату, а я, стоя у окна и глядя на то, как снег пытается загладить длинный «шрам» на «взлётной полосе», подумал о том, что, пожалуй, действительно, весь лимит по несчастьям мы за один только прошедший год исчерпали на много лет вперёд. И, значит, по закону равновесия, нынешний год должен быть если и не счастливым, то хотя бы спокойным. О большем я, честно говоря, и не мечтал, в глубине души не веря, что без Наташи счастье для меня возможно.

Но о ней мы с Димой старались говорить не часто. Ибо боль от её потери была ещё слишком свежа. Хотя мне о Наташе хотелось говорить постоянно…

– Отец! Спасибо за подарок! – услышал я из Диминой комнаты.

«Значит, прочёл мою открытку», – подумал я и крикнул в ответ:

– Понравились кошаки?

– Да!

– Ну, вот и хорошо!

Я налил себе в маленькую хрустальную рюмку коньяка и, глядя на своё не очень весёлое отражение в тёмном стекле, чокнулся со своим двойником, негромко, чтобы не услышал Дмитрий, проговорив: «С Новым годом, дружище! Не грусти. Всё будет хорошо».

– Ты чего, отец?! Сам с собой, что ли, бормочешь?! – снова крикнул из своей комнаты сын.

– Да нет, тебе показалось! – бодро ответил я.

Мне надо было казаться весёлым. Как о подобном состоянии хорошо сказал Есенин: «В грозы, в бури, в житейскую стынь, при тяжёлых утратах и когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым – самое высшее в мире искусство». Ведь не виноват же сын в том, что меня гложет тоска по человеку, с которым мы прожили двадцать девять счастливых лет. А сколько, скорее всего, печальных лет мне предстоит прожить без Наташи?..

Я снова посмотрел на своё отражение в тёмной глубине окне и увидел себя уже немного другим: с печальными глазами и улыбкой на лице.

«Это ничего. Это хорошо», – мысленно сказал я самому себе, ибо, как говорил Гилберт Кит Честертон, хорошего человека узнать легко – у него печаль в сердце и улыбка на лице.

– Тебя твоя крестница Евгения с Новым годом поздравляет! – снова крикнул Дмитрий. – Что ей ответить?!

– Тоже поздравь. И напиши – пусть приходит. Мы ей будем рады. Я завтра солянку сготовлю.

– Отправлено! – откликнулся сын.

Мышку, ближе к весне, подкармливал уже почти весь двор. К ней привыкли.

А летом у неё на крыше появились два симпатичных котёнка. Пеструшка и Полосатик, так назвали мы котят по их окрасу.

Они очень забавно, подолгу, как любые дети, играли друг с другом.

Иногда Мышка выводила их в скверик, уча охотиться на мышей. А иногда и скрадывала зазевавшегося голубя, клюющего остатки пиши из их кормушки.

Одним словом, она стала хорошей, заботливой матерью. И мы только иногда, глядя на резвящихся на солнышке котят, загадывали: «Хоть бы зима в этом году выдалась не очень холодная», чтобы этой кошачьей семье хватило сил пережить её в полном составе…

14–23 сентября 2011 г., Порт Байкал

18 ноября 2011 г. – 31 января 2012 г., Иркутск

Из Владивостока наше научно-поисковое судно «Учёный» вышло тридцатого сентября, почти в полночь. Возвращение в порт планировалось на март. Всё, как в песне Владимира Высоцкого: «Не пройдёт и полгода, и я появлюсь, чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода…» Эту песню мы с моим приятелем неоднократно слушали в ресторане «Золотой рог» в последний свободный вечер перед выходом в море, убедившись по частым её заказам посетителями, что не одни мы покидаем этот славный безалаберный морской город.

Когда за кормой постепенно исчезли последние многоярусные огни Владивостока и кругом плескалась лишь чёрная вода, я обнаружил, что остался на палубе совсем один. Ещё немного постояв, отправился спать. Грустно как-то одному было стоять на палубе…

Команда «Учёного» состояла из тридцати двух человек. Капитан, два его помощника, механики, траловый мастер, кок, матросы… Три женщины: буфетчица, уборщица и фельдшер. Пятеро «научников»: трое – из Тихоокеанского института рыбного хозяйства и океанографии и двое студентов-дипломников охотоведческого факультета из Иркутска – мой однокурсник Евгений Серебренников и я – Игорь Ветров.