Любовь Деточкина - Книга ароматов. Доверяй своему носу

Ноты: древесный спил, лимонный бисквит, цедра лимона, яичная скорлупа.

Они сидели на теплых каменных ступеньках, пили очень горький неароматный кофе из бумажных стаканчиков.

– Как ты думаешь, они действительно есть? – спросила Алина.

– Кто?

Алина указала на фигуры ангелов, украшающих крышу собора.

– Конечно, есть, вон же стоят, – ответил Матфей.

Алина тыкнула его локтем в бок.

– Я же серьезно.

– И я серьезно, разумеется, есть, все, во что ты способна поверить – есть.

Алина замечталась и положила голову на плечо Матфея. Запахло его кожаным жилетом, который он таскал уже третий год под белую рубашку 19 века. И любые попытки переодеть его во что-то более современное терпели крах. Классика всегда в моде, твердил он, забывая, что классика меняется крайне быстро, ну раз в столетие, точно.

– Всё-таки хороший праздник получился, – сказал Матфей, когда мимо них прокатили огромную стилизованную под старину телегу, груженную букетами анютиных глазок. Один цветочек упал на мостовую. Матфей, ловко подхватив его, воткнул в маленькую косичку Алины, прячущуюся в огромной шапке рыжих кудрей.

– Несмотря на твой скептицизм, я выиграл тот спор, его не то что десять лет праздновали, а до сих пор. Где мой приз? – стреляя хитрыми глазами, резюмировал Матфей.

– Итальянцы вообще готовы праздновать все что угодно, главное, чтобы было весело.

– Хороший жизненный принцип – главное, чтобы было весело, – приииз.

Алина улыбнулась и прильнула к губам Матфея. Они были похожи на парочку влюбленных туристов, а по сути таковыми и были, только путешествия их пролегали по изнанке миров, в которую они вплетали маленькие разноцветные ленточки счастья, веселья и любви. Ленточки приживались, обретали материю и навсегда оставались частью реальности, превращаясь в праздники, красивые легенды, поверья и обычаи.

Они взялись за руки и, как дети, побежали в кафе.

Алина смачно хрустела воздушным белым безе, запивая его горячим шоколадом. Матфей курил трубку. На площади, куда выходила веранда кафе, собирали еще одну картину-клумбу.

Они посмотрели друг на друга, звонко и заразительно рассмеялись, и этот, резонирующий в каждой клеточке тела, звук унес их в другую реальность.

Ноты: горечь, теплые солнечные ноты, кожа, анютины глазки, пирожные безе, шоколад, образ вкусного табака.

Лакричные леденцы, серый пиджак и запах лаванды – вот что осталось в памяти о нем. Мы сидели на каменном бортике и смотрели на реку, серую и туманную в то утро. У него был целый карман леденцов. Я обычно не беру угощения у незнакомцев, но с ним мы познакомились еще днем, поэтому уже не считалось. Мы сидели и смотрели в туман. Он хрустел, разгрызая леденцы, я тихо мусолила свою конфету, вспоминая день. День был длинным. Начало его было обычным, скучным и непримечательным, но после двенадцати часов события полетели с такой скоростью, что их переживаний хватило бы на целый год. Все началось с аварии. Серый седан внезапно вырулили на тротуар и, повалив садовых гномов нашей соседки, остановился прямо у моих ног. Поскольку со мной физически было все нормально, я отправилась в школу, где и случился пожар. Что послужило его началу, так никто и не узнал, но все очень радовались, что правильная и своевременная эвакуация уберегла от многих жертв. Несмотря на наше хорошее самочувствие, всех отправили в больницу для детального осмотра. Там-то, я и познакомилась с ним. Он вышел из кабинета, накинул поверх пиджака белый халат, взятый в корзине с грязным бельем, и сказал: «Пошли на крышу». Никто не отказывается от такого предложения, ведь так? Сначала мы определили, где находилась наша школа по дыму, все еще поднимающемуся в небо. А потом кормили голубей припасенным с завтрака печеньем. Оно быстро кончилось, и мы решили их ловить. Но потом пришел охранник, и, несмотря на белый халат моего уже тогда нового друга, нас попросили покинуть крышу. Потом мы долго гуляли в парке, съели целых три брикета мороженого. Он рассказывал о пчелах, как они важны для всего живого, об удобной обуви, о праздниках, которые нельзя забывать и еще о сотни вещей. Эти знания словно осели где-то в глубине моего сердца. Ближе к вечеру он сказал, что я его больше никогда не увижу. Я подумала, что ему стало скучно со мной, он не хочет больше быть моим другом и сильно расстроилась, почти разревелась, но он объяснил, что именно сегодня уезжает очень далеко, назвал город, но его я как раз забыла. География никогда не была моим коньком. Сказал, что ждет поезда или самолета, сейчас уже не помню, и до вечера хотел бы быть моим самым настоящим другом. «Дружба, она же не временем измеряется», – объяснил он, -«чем-то таким, что нельзя прям так сходу вычислить и посчитать, насколько кто кому друг». Мы пожали руки и поклялись в дружбе. Он обещал, что она навсегда. Я и сейчас верю, что это так. Мы добрели до аттракционов, но катались только на колесе обозрения, наверно, раз пять, не меньше. Это был единственный раз в жизни, когда меня не беспокоил страх высоты и неисправных механизмов. Признаться, меня ничего не беспокоило рядом с ним. И сейчас, вот прямо в эту минуту, мне крайне не хватает этого чувства, потому что мне 98 лет, и эти напряженные лица врачей возле моей кровати не сулят ничего хорошего.