Тамара Лисицкая - Идиотки

Лена обернулась: глаза сияли, щеки пылали, губы дрожали — ну, живая иллюстрация к народному празднику, да и только.

— Мама! Я похудела! У меня видны ключицы! Понимаешь? Никогда их не было, а сейчас… Есть!

Маргарита Петровна всмотрелась и вдруг поняла, что дитя действительно похудело! Да к тому же здорово похудело! Просто все происходило медленно, каждый день, на глазах, а потом — свитера, теплые одежды…

— О, Господи! Ну, так это же неплохо, да? Или нет?

— Неплохо? — Лена снова впилась глазами в собственное изображение. — Да это колоссально! Грандиозно! Это… Это… Это с ума сойти, как классно!

Лихорадочные, безумные поиски в шкафу, с выбрасыванием всего на пол, и вот джинсы, цинично подаренные Иркой на позапрошлый день рождения. Джинсы, которые не натягивались даже до середины бедра!

— Мама! Ты видишь? Ты это видишь?

Джинсы натянулись! И застегнулись! Невероятно! Трансцендентально! Так не бывает!

Снова в шкаф! Ищем еще! Новые вещи, точнее, старые, те, которые были списаны за малоразмерностью, но не выброшены из жалости… Все подходит! А кое-что даже болтается балахончиком!

— Мама! Я худая! Понимаешь?

Маргарита Петровна сдерживала рукой счастливую улыбку. Только бы девочка не подумала, что вес — это главное счастье! Только бы она не заметила, что мама рада как никогда.

— Ну, теперь ты, наконец, успокоишься…

— Успокоюсь? — в Лену будто бес вселился. — Ну, нет! Теперь я, наоборот, только начну! Теперь все только начнется, мамочка!

Она бегала в коридор, вертелась перед трюмо, хватала кошку, целовала ее, снова мчалась к зеркалу, потом в ванную, потом к шкафу… Маргарита Петровна тихонько прибирала завалы старья, выросшие на полу, и улыбалась. Как хорошо, когда ребенок счастлив!

— Мама! — Лена сунула голову в свитер. — Где у нас были полиэтиленовые пакеты, которые дядя Костик привез?

— А… что?

— Намотаю под костюм! Эффект сауны, сгоняет лишние килограммы!

— И куда ты? С пакетами под костюмом?

— Я побегу к ФОКу, заодно посмотрю, какое там расписание в тренажерном зале!

— Лена?

— Мам! Ты даже не представляешь, как теперь все будет замечательно! Даже не представляешь!

Наташа позвонила домой, узнала у Анжелики, как мама и младшие. Анжелика, злясь на вмешательство в личную жизнь, доложила, что все пучком, сестры рисуют, мать лежит на диване и держится за живот.

— Что говорит?

— Говорит, все нормально.

— Вещи собраны?

— Да собраны вещи, собраны!

— Сядь рядом и смотри. Если будет жаловаться, что живот тянет, — вызывай «скорую»! Ясно?

— Да ясно! Знаю сама!

— Смотри мне! Перезвоню через час!

Наташа повесила трубку, постояла, переваривая информацию. В принципе беспокоиться нечего. Анжелка, несмотря на вредность, девка опытная и сообразительная. И мать обслужит, и сестер не оставит. Но дискомфорт все-таки есть. Капитолина Михайловна в последнее время плоха стала, отекла до неузнаваемости, ни одни тапочки не налазили на ее крутые, голубые от растянутых вен ступни. И возраст, опять же… А срок такой, что рожать еще рано. Еще бы месяца полтора…

Вбежал паренек-администратор, очень нелепый, всегда встревоженный.

— Петрова? Давай быстрее в зал? Там официантка поднос уронила? Суп, сок — все на полу!

Наташа легко сорвалась с места, отперла свое хозяйство: ведра, тряпки, пластиковые швабры с лохматыми рыльцами, разные другие прибамбасы продвинутой, современной уборщицы.

— Иду!

В зале немного народу, день, красота. Наташа шустро сгребла осколки, цепкой шваброй собрала воду. Сзади горевала официантка, шепотом объясняла администратору причину своего позорного поступка.

— Девушка!

Наташа даже не обернулась. Мало ли гадов на свете? Сиди, жри свой комплексный обед и не лезь!

— Девушка? У вас очень красивая фигура!

И ведь находят в этом какое-то удовольствие — сказать гадость человеку!

Она ведь не трогает никого!

Убирает, старается делать это быстро. Незаметно.

— Такая красивая девушка — и со шваброй! Непорядок!

У Наташи дрожали руки. Сразу от всего. И мама там, дома… И администратор нервничает, а когда он нервничает, не нервничать нельзя… И этот еще…

Кто его знает? Вдруг это ТОТ? Из ночного февральского киоска?

— Девушка! А вы рядом с нами не уберете? У нас тут кофе пролился… Вот, смотрите! Видите? Проливается!

Ну, пусть себе лопочет! Не надо обращать внимания! Убрать и уйти? Все! Не обращать внимания!

Она отвернулась, широкими мазками сметая осколки.