Анна Берсенева - Мой лучший Новый год

Костя в детской дочитывал «Уленшпигеля», а я маялась, слоняясь по дому и не зная, чем себя занять. Только дети умеют страдать от скуки с полной отдачей, взрослые от страха перед этим чувством в момент находят себе с десяток разных занятий.

Наконец тетя Надя ушла, а мы с мамой начали накрывать на стол. Хмурый папа так шуршал бумагами за своим рабочим столом, что было понятно: лучше к нему не подходить.

Ровно в девять вся наша семья села за стол, и взгляд папы немного смягчился. Как будто бы он принял какое-то решение и смирился с ним, так я сказала бы теперь. А та маленькая девочка, которая сидела за праздничным столом, провожая 1979 год, всего лишь почувствовала, что теперь все будет по-прежнему, как в прошлом и позапрошлом году. Это очень важно в детстве – чтобы все оставалось по-прежнему. Как раньше.

Мешок с подарками таинственным образом возник под елкой, когда мы накрывали стол к чаю. Дед Мороз и Снегурочка стояли перед мешком как часовые и были нетерпеливо (хотя и с уважением) отодвинуты в сторону.

В этом году пришла моя очередь доставать подарки. Костя терпеливо ждал, пока я подниму мешок и перенесу на диван, чтобы с комфортом прожить момент.

Увы, мешок оказался слишком легким. А мое предчувствие – слишком тяжелым.

Неужели родители решили наказать меня, оставив без подарков? Неужели проклятые прописи и загубленная книжка так много значат?

Я зажмурилась, сунула руку в мешок – и достала два конверта. Светло-голубые конверты, украшенные по краю синими и красными толстыми косыми черточками, похожими на флажки. Иностранные марки с крупной надписью Europa и Deutsche Bundespost, штемпели, таинственный адрес отправителя на иностранном языке…

– Немецкий, – сказала мама, разглядывая конверты с не меньшим, чем у нас, изумлением. А потом она начала с таким же точно изумлением разглядывать папу, но он невозмутимо размешивал сахар в своей чашке чая.

– Положи-ка мне еще кусочек пирога, – попросил он маму.

Мы с Костей продолжали глазеть на конверты, не решаясь открыть их. В правом нижнем углу каждого конверта было пустое продолговатое окошечко, а на листке, вложенном внутрь (это мы уже потом разобрались), напечатан наш домашний адрес, русскими буквами. И наши имена: «Косте Матвееву лично», «Ане Матвеевой лично».

– Ну что же вы? – не утерпел папа. – Открывайте!

Я распечатала конверт – и вытащила оттуда листок с крупными буквами.

Вот он (сейчас, спустя 36 лет!) – передо мной.

Дорогая госпожа Аня Матвеева!

До меня дошли слухи, что ты ведешь большую переписку с Зорой из Чехословакии, Калиной из Болгарии и даже с Борисом Заходером. И мне стало очень обидно, что ты не пишешь мне, самому большому вралю и самому честному человеку в мире. Вот я и решил написать тебе письмо. Вдруг ты мне тоже напишешь.

Для начала немного повру. Только вчера я прилетел с далекой звезды, которая называется Альдебаран. На этой звезде живут одни бараны, поэтому правильнее ее было бы назвать Ай-да-баран. Но люди думают, что там никого нет и температура в пять миллионов градусов, так пусть уж эта звезда числится Альдебараном. А по дороге мне еще удалось навестить планету Сатурн. Это очень веселая планета: вокруг нее летает столько всякой мелочи изо льда и снега, что она издали походит на обледеневшую луковицу в разрезе. И до того ей смешно над самой собой, что она то и дело надувается и раздувается. Бывает, что ветерки с Сатурна добираются и до Земли.

Между Сатурном и Альдебараном хорошее сообщение – регулярно летают змеи-горынычи три раза в день. Немного жарко, но на улице (я хотел сказать, в космосе) холодновато, так что уж лучше сидеть в пузосалоне у очередного змея-горыныча.

До свидания, милая Аня! Может быть, напишешь мне? Правда, часто я писать не могу, все время в пути.

Твой будущий друг барон фон Мюнхгаузен.

P.S. Не удивляйся, что я пишу на русском языке: я знаю все языки мира, птичий язык и общекосмический, которого на Земле никто больше не знает.

В конверте, кроме этого письма, лежала еще и какая-то странная карта – со стрелками и рифмованными подсказками. Увы, она не сохранилась, не пережила последних 36 лет… И у Кости, в его конверте, тоже находилась такая карта, предназначенная лично ему. Самые обычные, рядовые предметы в нашей квартире – шкаф или выдвижной ящик стола назывались в картах Мюнхгаузена «горами» и «пещерами». Надо было отсчитывать шаги, крутиться на месте, произносить таинственные заклинания – тем новогодним вечером мы с братом превратились в кладоискателей и обнаружили в конце концов припрятанные бароном подарки!