Евгения Перова: Ловушка для бабочек (сборник)

Чертеж любви, проект неосуществленной жизни.

– Девочка моя! Ты приехала! Полин, Элизабет приехала!

Анна лежит на постели, смотрит в полутемный угол, там качается кресло-качалка. Скрип-скрип. Я знала, что ты придешь… я знала, знала… я всю жизнь ждала… так долго… зачем ты меня оставила, Лили, Лили… сокровище мое, свет моей жизни… ушла, ушла так далеко, навсегда… так рано, всего шестнадцать… оставила мне этого ребенка… так быстро, всего за два дня… эту девчонку… как я ее выращу без тебя… зачем она мне… Лили, Лили, зачем она мне без тебя… шестнадцать лет… какой позор… какой позор, надо делать вид… господи, прости мою ложь… девочка моя… умерла, оставила меня одну… мое сокровище… зачем мне эта девчонка, мне нужна только ты, Лили, Лили… разбила мне сердце… я так долго ждала тебя… ты пришла.

Лили моя Элизабет! Ну, что ты там сидишь в темноте? Поднимись, подойди поближе… возьми дитя на руки. Бедное дитя, маленький беззащитный червячок, вишневая косточка – как он вырастет в нелюбви, как?

Она прижимает ребенка к груди. Он такой маленький, теплый, машет ручками, пускает пузыри, тычет кулачком – прямо в сердце. Мягкий удар, но сильный. Больно. От этого места на груди, от сердца, горячая кровь течет по всему телу, по каждой жилке… миллионы маленьких клеточек оживают, наполняются светом и теплом.

Мое маленькое дитя! Пускай ты будешь самым непослушным ребенком на свете – моя любовь будет с тобой всегда. Как воздух, которого не замечаешь. Моя половинка, двойной орешек! Даже если ты уедешь далеко-далеко, за четыре тысячи километров и не будешь писать писем, даже если не позвонишь. Всегда!

Если я научусь прощать.

Пустое кресло качается в углу. Скрип-скрип.

Она поймала его и целует в румяные щеки, а он вырывается, хохоча.

– Пусти, пусти!

– Обедать пора, обедать. Ты мое сокровище!

– Не хочу обедать! Хочу ракушку!

– Пойдем, пойдем. Будет тебе ракушка.

Они поднимаются по белым каменным ступеням, вверх, к белому дому. Босиком по белым каменным ступеням, нагретым полуденным солнцем. Простой деревянный стол, глиняные миски, кружки. Молоко, крестьянский хлеб, козий сыр, маслины. Виноград. Горький шоколад, соленый миндаль. Густое красное вино, в меру сладкое, чуть терпкое. Как жизнь. Сильное вино. Толстая тетрадка, мелкий почерк, засушенный цветок. Ветер листает страницы старой книги. Пахнет розами и морем. Роза стоит в прозрачном стакане – красная до черноты. Белая скатерть, красная роза, прозрачное стекло. Солнечные блики, шум моря. Бабочка прилетела. Куда ты, дурочка! Краска еще не высохла…

Чертеж розы в классических пропорциях в равновесии А и Б.

После обеда они сидят в гамаке под большим деревом. У него в руках ракушка, большая, рогатая, он прикладывает ее к уху, слушает, как шумит.

– Послушай, море шумит, – говорит он.

Она слушает. Две головы рядом – темные волосы, светлые, карие глаза, синие. Панамка, шортики. Оборванные джинсы, белая рубашка.

– Расскажи еще раз, – говорит он.

Она рассказывает:

– Жил да был маленький мальчик…

– Как я? – спрашивает он.

– Как ты. А мама его была русалка. Днем она была обыкновенной женщиной, а ночью уплывала в море, плескалась там в волнах, а над ней летали бабочки.

– Такие? – говорит он и трогает бабочку у нее на предплечье.

Маленькая татуировка. Бабочка.

– И такие, и другие, еще лучше, – говорит она.

Бабочки летели далеко-далеко, за четыре тысячи километров, и русалка махала им рукой, но за ними не плыла, потому что на берегу, в маленьком домике, спал ее мальчик. Утром он проснется, и она будет рядом.

Всегда будет рядом.

Всегда.

Если же путь, который, как я показал, ведет к этому, и кажется весьма трудным, однако все же его можно найти. Да он и должен быть трудным, ибо его так редко находят. В самом деле, если бы спасение было у всех под руками и могло бы быть найдено без особого труда, то как же могли бы почти все пренебрегать им? Но все прекрасное так же трудно, как и редко.

Ab Anna ( лат. ) – от Анны (срав. лат. аb ovo – от яйца, как обозначение начала).

Sub rosa ( лат. ) – буквально: под розой, как обозначение тайны.