Мария Метлицкая - В тихом городке у моря

– Эй! Давай подвезу!

По счастью, было темно и не видно, что он залился пунцовой краской и, разозлившись, бросил сквозь зубы:

– Я на метро!

– Залезай! – настойчиво повторила она. – Ну что застыл? Какой адрес? Давай, называй!

Он торопливо назвал свой адрес, плюхнулся рядом с ней на заднее сиденье, отодвинулся подальше, мучительно раздумывая, что будет дальше: зачем она это сделала? Может, им по пути? Да нет, он вспомнил, что она живет в центре, кажется, у Киевского вокзала. Тогда зачем? Нет, подумать об этом страшно! Его пробил холодный пот. Он и она? Невозможно.

Майя, отвернувшись, спокойно и равнодушно смотрела в окно. С Иваном она не заговаривала. Машина остановилась у его дома, он медленно вышел, растерянно достал кошелек, думая, как это глупо и по-дурацки, наклонился к открытому окну, чтобы с ней попрощаться.

– Ну? – усмехнулась Майя. – Что встал как вкопанный? Руку давай, руку! Эх ты, кавалер! – И протянула обалдевшему Ивану руку. Накинулись друг на друга они уже в лифте. Так сцепились, что с трудом выбрались из него. Дрожавшими руками Иван долго не мог отпереть дверь. Войдя в квартиру – нет, не войдя, ворвавшись, – стали срывать друг с друга одежду. Раздался треск – и он понял, что порвал ее нарядное платье – красивое, шелковое синее платье, сшитое к юбилею.

– Наплевать! – хрипло бросила она и обвила его шею руками.

Так начался их роман, протянувшийся почти пять лет. Изнурительный, утомительный, измучивший их обоих. «Не роман – канитель», – говорила Майя. Мучили они друг друга страшно. Сходились и расходились. Ругались, не разговаривали друг с другом неделями. Делали вид, что почти незнакомы. Не здоровались, случайно сталкиваясь в разных местах – на комбинате, в Доме художника или на выставках. Искренне считали, что вот теперь, сейчас, все закончилось, и, слава богу, они наконец расстались. Но снова раздавался звонок в дверь, Иван вздрагивал, холодел и медленно шел открывать, точно зная, что это она.

Она и стояла на пороге – а кто же еще? – бледная, с измученными глазами, с черными от бессонных ночей подглазьями, с плотно сжатыми губами и какой-то просительной, жалкой мольбой во взгляде.

– Ты дома? – облегченно выдыхала она. И тут же усмехалась, фыркала, как кошка: – Ну! Отомри! В дом-то пустишь? Тоже мне, гостеприимный хозяин!

Он пускал. И все начиналось по новой.

Майя комплексовала. Как она комплексовала! «Зачем я тебе, старая кляча! Брось меня, к чертовой матери! Не трать на меня время. Тебе нужна девочка, хорошая девочка. Семья, ребятишки. А что тут, со мной? Только теряешь время, Ваня. Брось меня, а?»

Она лежала на его плече – смуглая, словно мулатка, мокрая от пота, узкая, без единого угла, как змея, и гибкая, как змея. Горячая, сумасшедшая, ненасытная.

Иван шептал, что любит ее. Майя, умница, не верила, посмеивалась и отмахивалась, фыркала – глупости, не смеши.

– Не любишь – присох. Я все про себя понимаю. И про тебя понимаю – так у тебя в первый раз. Но надо расстаться, надо! Тебе устраивать жизнь, а мне приходить в себя. Иначе подохну.

Когда приезжал Майин важный муж, ничего не менялось – она по-прежнему приезжала в Беляево, только не оставалась ночевать. «Неприлично как-то, – вздыхала она, – хотя он, конечно, все понимает. Да и сам… Я знаю, что там у него баба. Ну да бог с ним, – шептала она, – бог нам судья».

А Ивану было неловко перед этим мужем, но он уговаривал себя – ему-то какая разница, раз у них так заведено? Но подумывал, если честно, как все это поскорее закончить. Потому что устал. От горячки ее, от темперамента. От ее ненасытности. Понимал, что все это не любовь, нет. Все, что угодно, – испепеляющая животная страсть, горячка, исступление, одержимость, как пишут в любовных романах. Но не любовь. Потому что любовь – это нежность. А здесь было одно сплошное, дикое исступление. А как ему хотелось любви!

Как-то в курилке на Жолтовского услышал разговор:

– Майка Нефедова? О да! Эта любительница, – рассмеялся один, – хотя нет, профессионалка!

– В смысле? – не понял второй.

– До этого дела, – ответил коллега, – ты что, не в курсе? Леонид Сергеич, например, Велижанский. С ним крутила. С Ю. тоже, говорили. И с самим С.! А может, и сплетня. Но я, знаешь, верю, сразу видно – горячая баба.

Иван вздрогнул, но в разговор не вступил. Резко бросил сигарету и вышел из курилки. Ну а при очередном свидании поинтересовался, правда ли, что у нее что-то было с Велижанским.

– Уже донесли? – усмехнулась Майя. – Тебе нужна правда? Ну, было. И что, запрещается? И это, заметь, до тебя! – Привстав на локте, она заглянула Ивану в глаза: – Что, теперь не возьмешь меня замуж?