Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Лицо Кареги выражало недоумение.

— Нечего тут праздновать, — сказал Абдулла. — Это верно, он идет в школу. Но так и должно быть. Мы празднуем приход в Илморог новой жизни, начало долгожданной жатвы.

— Как урожай? — спросил Мунира. — Много собрали?

— Немного, — сказала Ванджа. — Счастлив будет тот, кто соберет хоть два мешка бобов.

— Может быть, кукуруза… — начал Мунира.

— Непохоже, что кукуруза хорошо уродится, хотя мой осел будет рад и сухим стеблям, — сказал Абдулла. — Как ты думаешь, Ванджа? Ведь ты не только официантка, ты и крестьянка заодно!

Ванджа пропустила комплимент мимо ушей. Она смотрела на Карегу, лицо которого все время оставалось серьезным.

— Карега… — проговорила она громко. — Смешное имя!

— Ритва ни мбукио [16] Собаке — собачье имя (суахили). ,— поговоркой ответил Карега. — Давным-давно кого-то спросили: что скрывается в имени? И тот ответил: роза останется розой, как ее ни назови.

Говорит, как по книге читает, снова подумал Мунира. Ванджа попыталась спорить:

— Но тогда это будет уже не роза. Это будет что-то другое, раз у него другое имя. Роза и есть роза.

— Я согласен, имена и в самом деле бывают смешные. Мое настоящее имя не Абдулла. Я Мурира. Но меня крестили Абдуллой. И так меня все теперь зовут.

— Так ты думаешь, Абдулла — христианское имя? — спросила Ванджа.

— Да.

Все засмеялись. Даже Карега. Абдулла начал открывать еще одну бутылку.

— Дай-ка я попробую, — сказал Мунира. — Может быть, я стану ассистентом открывателя бутылок.

— О, мвалиму, — возбужденно воскликнула Ванджа. Она повеселела, оживилась, от грусти и озабоченности, омрачавших ее лицо накануне и в начале вечера, не осталось и следа. — Абдулла рассказывал мне самые невероятные истории. Ты знал, что он и вправду сражался в лесах? Много дней они шли по лесу без еды и воды и так привыкли, что умели обходиться самой малостью. Я бы, наверное, умерла. Абдулла, ты хотел рассказать историю Дедана — Дедана Кимати [17] Один из военных руководителей движения «мау-мау», казненный английскими колонизаторами. .

От этих слов у Муниры перехватило дыхание. Он всегда испытывал смутный страх, когда представлял себе этот период войны, к тому же он чувствовал себя виноватым, как будто не сделал чего-то, что непременно должен был сделать. Вина неучастия: другие молодые люди в его время ушли сражаться, выбрали свою позицию; теперь о них говорили, что они выдержали испытание, и неважно, победили они или потерпели крах. Но он отказался подвергнуться решающему испытанию. Так же, как и в Сириане. Он посмотрел на Карегу, который сегодня принес это его прошлое. Карега выпрямился на стуле: его поза выражала любопытство. Он смотрел на Абдуллу: он снова был готов проглотить, словно роман, прошлое человека, который действовал в те времена. Ванджа взглянула на Абдуллу: она подумала, что наконец-то он расскажет, как ему изувечили ногу. Абдулла откашлялся. Лицо его изменилось, казалось, он был уже не здесь, а где-то в недоступных им местах, в далеком прошлом, которое знал только он. Он снова медленно, шумно откашлялся. Внезапно пробка от бутылки в руках Муниры выстрелила. Ванджа и Карега вскинули руки к лицу, кто-то из них задел столик, на котором стояла лампа. Лампа упала на пол, раздался звон разбитого стекла. Свет погас. Хижина погрузилась в темноту. Абдулла первый увидел вспышку: крохотный язычок пламени лизнул занавеску. Ванджа испуганно закричала: «Пожар!» — но Абдулла уже кинулся гасить огонь. Все это случилось очень быстро. Мунира чиркнул спичкой.

— Повернитесь, Карега, сзади вас есть свечка, — сказала Ванджа.

Карега передал свечку Мунире, он зажег ее, но она, конечно, не могла заменить керосиновую лампу. На их лица упал сумрачный свет, отбрасывая на стену громадные, нелепые тени. Ванджа подняла лампу и осколки стекла и повернулась к Мунире:

— Неважно. Ты принесешь мне другое стекло и коробку фитилей, Абдулла… надо же и мне попользоваться запасами твоей лавки.

Голос ее дрожал, она замолчала. В хижине стояла мрачная тишина. Тени на стенах продолжали плясать, уродливо изгибаясь в такт дрожащему дымному пламени. Ванджа наполнила стаканы. Мунира хотел процитировать рекламу пива, чтобы продолжалось застолье и непринужденная беседа, но передумал. Никто не прикоснулся к пиву. Карега с нетерпением ждал рассказа Абдуллы о Дедане Кимати. Но Абдулла внезапно поднялся и, извинившись, сказал, что ему пора уходить: а то еще окажется, гиена откусила Иосифу ногу. Карега разочарованно понурил голову, точно с уходом Абдуллы потерял всякий интерес к разговору. Ванджа посмотрела на него, и на ее лице появилось озадаченное выражение, но оно тотчас исчезло. Она встала, нашла свой платок, накинула его на голову и плечи. Потом снова повернулась к Кареге, и на какое-то мгновение ее глаза вспыхнули весельем. Карега почувствовал, как кровь внезапно заиграла в его жилах. Но голос ее был серьезным и неподдельно нежным.