Нгуги Тхионго - Кровавые лепестки

Воспев молодых, она замолчала. Женщины четырехкратным возгласом одобрили ее песню. Ньякинья заставила их снова пережить историю их народа.

Праздник продолжался допоздна. Он был воистину прекрасен. Но к концу праздника Карега почувствовал неизъяснимую грусть. Ему показалось, что он держит в руке осколок камня удивительной красоты, случайно извлеченный из земли, или же слышит прекрасную мелодию, залетевшую к ним на какое-то мгновение из далекого, умершего мира.

Позже, когда свершился обряд у реки, Карега и Мунира пришли в лавку Абдуллы, чтобы там дождаться Ванджи с Ньякиньей и ее таинственной травкой. Ванджа зашла за ними вечером, и они все вместе направились к дому Ньякиньи.

— Мы обыскали все и нашли наконец место, где растет эта трава, и даже в изобилии, — сказала Ванджа.

— Значит, вас не было во время обряда? — спросил Абдулла.

— Ну что ты, конечно, мы там были. Все юноши держались мужественно. Никто не струсил, и нам никого не пришлось бить.

Крохотные цветы с четырьмя красными лепестками. У них не было запаха.

Тенгета. Таинственный дух.

Ньякинья разобрала перегонный аппарат. Сосуд был полон чистой белой жидкости.

— Это всего лишь… да пока что это просто ничего, — объяснила Ньякинья. — В таком виде этот напиток способен только отравить ваши мозги и внутренности. Однако стоит добавить в него тенгеты — и получится несравненное питье. Тенгета. Желанная мечта. Она открывает глаза тем, на кого пало расположение божие, она заставляет их выйти за пределы времени и беседовать с предками. Она развязывает языки провидцам, подсказывает слова певцам и поэтам, дает детей бесплодным женщинам. Но только пить этот напиток надо с верой и чистыми помыслами в сердце.

Они стали рядом с ней, когда она выжимала капельки зеленоватой жидкости в сосуд. Раздалось легкое шипение, и напиток приобрел светло-зеленый оттенок.

— Попробуем сегодня вечером, попозже. Ванджа пригласит старейшин — это не детское питье.

Все пришли в назначенное время. Атмосфера недавнего обряда посвящения располагала к искренности, рождала ощущение близости, как будто все собравшиеся хранили общую тайну. Они сели в круг, по старшинству. Мунира оказался рядом с Нжугуной, Ванджа — между Абдуллой и Карегой. Все развязали свои повязки, сняли обувь — все, что сковывало тело, лишало его свободы. Хозяйка приказала вынуть из карманов деньги, этот предательский металл, который вносит раздор в дома и манит мужчин в город. Собрав деньги, она сложила их на полу за пределами ритуального круга. Потом и сама села.

— Просо — божья сила. — Ньякинья плеснула несколько капель на пол и произнесла: — За тех, что ушли до нас, и за тех, что придут после нас, своим чередом и в свое время.

Затем налила в маленький рог немножко жидкости и принялась наставлять присутствующих, поочередно оглядывая каждого.

— Дети мои, — вещала она, держа в руках маленький рог, — всегда пейте из общего сосуда, и пусть каждому достанется равная доля. И пусть сначала старшие отведают питья. Потом задумайте желание и предайтесь своей мечте. Кто знает, а вдруг вам повезет, если вы будете наготове, и мечта сбудется. А мне сегодня ничего не нужно. Я только вберу в себя запах тенгеты.

Она поднесла рог с напитком к носу и втянула в себя воздух. Затем слегка попробовала кончиком языка.

— Увы, я постарела. У меня больше нет желаний. Кроме одного. Соединиться с моим мужем в другом мире. Знаете ли вы, что мы стали мужем и женой в просовом поле, когда прогоняли оттуда птиц? Он очень хорошо разбирался в травах, мой покойный муж. — Он учил меня делать этот чудодейственный напиток, когда мы лежали с открытыми глазами, прислушиваясь к птичьему гомону. Каждую ночь мы вбирали в себя запах напитка и выпивали по одной капле, и вокруг нас всегда был мир. Ростки проса ласкали паши тела и… и… послушай, Нжугуна, почему бы тебе не начать, а затем передать рог по кругу?

Ее голос принес покой в их сердца, и каждый, дожидаясь своей очереди, чувствовал близость к остальным. Когда пришел черед Муниры, он понюхал напиток, и кисловатые пары ударили ему в голову. «Ты должен пригубить питье», — сказал ему кто то. Он почувствовал, как вспыхнула его глотка — тенгета напоминала отвар листьев эвкалипта, которым лечили Иосифа, — и желудок опалило как огнем. Несколько секунд он ощущал только это жжение в голове и в желудке. Но постепенно пламя угасало, тело и мозг расслабились, потеплели, стали удивительно легкими. О, этот сумеречный внутренний покой. Веки немного отяжелели, он ощутил сонливость, но видел все необыкновенно отчетливо — все до мельчайших подробностей. О, эта ясность света. О боже, эти дивные краски твоего света. Переливающиеся краски радужной мечты. Теперь он был птицей, он взлетел высоко-высоко, и тогда земля и небо, прошлое и настоящее открылись пред ним. Старуха Ньякинья, чье тело было закалено землей, дождем и солнцем, превратилась в звено, связующее прошлое, настоящее и будущее. И он увидел ее в черных одеждах во время богослужения, увидел далеко-далеко в прошлом и в будущем, в одном непрерывном и безграничном движении времени, увидел ее возле Ндеми, который ради своих детей расчищал леса, покорял стихию и овладевал секретами природы. Прошлое, настоящее и будущее соединились в нечто нерасторжимое, и дети его учились во имя некой общенародной цели; они тоже валили деревья, поднимали целинные земли, открывали новые горизонты во славу человека, его творческого гения. Постепенно до его сознания донесся отдаленный голос, который требовал: «Открой нам свои мечты и желания». Он замер посреди полета… Чего желает он от жизни? К чему стремится? Родители приучили его к осторожности, и он, Мунира, привык спокойно стоять на берегу, наблюдая, как ручьи и реки перекатываются через камни и гальку. Его как бы не касалось все это, он всегда был посторонним наблюдателем жизни, наблюдателем истории. Ему хотелось сказать: «Ванджа! Подари мне в новолуние еще одну ночь в твоей хижине, и с твоей помощью, погрузившись в тебя, я сумею заново войти в жизнь человеком действия, игроком, созидателем, а не… механизмом с выключенным приводом». Но, когда он заговорил, голос его звучал до странности монотонно: