Константин Шильдкрет - Кубок орла

И еще видится государю мертвый Павел. Он вглядывается пристально и, пораженный внезапной догадкой, отступает к столу. Пальцы сжимают перо. На бумаге выстраиваются неровные ряды цифр.

– Так, так, – шепчет Петр. – Были я, матка и фрейлина. А Орлов приехал к нам через два месяца тринадцать дней. Вот оно что… Младенчик родился за день до того, как я в Москву уехал, – она и стонала в родильной схватке… Еще на солонину свалила…

Он снова все пересчитал и обомлел: «По всему счету, как ни прикидывай, выходит, что она от меня зачала… Орлов через два месяца тринадцать дней прибыл… Она сына моего извела! Царскую плоть погубила!»

Он ногой отворил дверь и заревел на все палаты:

– Ванька! Орлов!

Перепуганный Орлов немедля явился на крик.

– Знал?!

– Про что, ваше величество?

– Что Марья тяжела была и удумала ребенка убить?

– Ей-богу, ваше величество, впервой от вас слышу! – отступил офицер.

– Взять его!

Через час во дворец прискакал гонец с известием о прибытии царевича Алексея.

Прямо с дороги царевича, окруженного вельможами и духовенством, увезли в Кремль.

– Шпагу прочь! – сухо вместо приветствия бросил царь.

Алексей безропотно повиновался.

– А теперь пойдем, побеседуем!

Дверь распахнулась. Раздались звонкая оплеуха, пришибленный плач, злобная ругань. Потом все смолкло, и в зал вошел непривычно величественный, с высоко поднятой головой Петр.

Сидение Тайного совета было открыто тотчас же. Допрос длился двенадцать часов без перерыва и прекратился, лишь когда царевич очумел и не мог выговорить ни слова.

На третий день, когда Алексей отлежался немного, его повели в Успенский собор. Там в немой тишине он отрекся от наследства и признал наследником престола своего брата Петра Петровича.

Гамильтон была заключена в Петропавловскую крепость. В соседней камере сидел Орлов.

Однажды утром Марья Даниловна услышала отчаянный крик:

– Царевича?! В каземат?! Не хочу! Не смеете!

А девятнадцатого июня 1718 года в крепость явился Петр. Его сопровождали Меншиков, адмирал Апраксин, князь Яков Долгорукий, генерал Бутурлин, Толстой, Шафиров и молодой офицер Румянцев [104] Румянцев Александр Иванович (1679–1749) – капитан Преображенского полка с 1715 г., вместе с П. А. Толстым ездил на розыски царевича Алексея за границу, в 1724 г. назначен послом в Константинополь, с 1727 г. генерал-поручик, при Анне Иоанновне отправлен в ссылку, затем возвращен и сделан сначала казанским губернатором, затем «правителем Малороссии», возведен в графское достоинство в 1744 г. Отец знаменитого фельдмаршала П. А. Румянцева. .

– Хочешь жениться? – спросил царь, входя в камеру к сыну.

– Как твоя будет воля…

Меншиков втолкнул в камеру Евфросинью. Она была в одной рубахе и босиком. Алексей бросился к ней, но Петр остановил его:

– Скор больно! Погоди малость, видишь, тяжелая она. Мы ее на дыбе от бремени освободим, тогда и пользуйся вволю.

Страх, что отец приведет в исполнение свою угрозу, заставил царевича сдаться. «Очерню… всякого очерню, про кого только ни спросит. Тем, может, заслужу помилование Евфросиньюшке».

– Все расскажу! – взмолился он. – И про Досифея, и про Лопухина… Только пощадите робеночка! Не ведите на дыбу Евфросиньюшку! Плоть мою не губите!

Слова эти прозвучали страшными напоминаниями. Петр резко повернулся к Толстому:

– Пытать девку Гамантову! Огнем жечь, покудова все не обскажет!

Чуть согнувшись и кручинно вздыхая, Петр Андреевич медленной походкой, как подобает человеку, выполняющему печальный долг, вышел из каземата.

– А мы послушаем, что он нам про Досифея и Лопухина болтать будет, – обратился государь к ближним, присаживаясь на койку. – С кого начинать будешь?

– С кого повелишь, батюшка.

– С матери велю.

Алексей оторопел и мутящимся взором уставился на отца.

– Отрекаюсь от тебя!.. – вдруг взвизгнул он. – Не родитель ты мне больше! Ты Вельзевул… Ты хочешь, чтобы я иудин грех сотворил противу матери родной?! Отрекаюсь!

– Ах, так! – встал государь. – Только опоздал малость. Ты давно мне не сын. С того дни, как восстал против меня и на корону мою зариться начал. В кнуты крамольника! А девку распутную – на дыбу!

Евфросинья не выдержала пытки и на все вопросы отвечала одним коротеньким «да».

Когда все улики были собраны, Петр вызвал к себе Толстого и со спокойной деловитостью бросил:

– Пора кончать…