Юлия Горина - На дне колодца

— Сань, ты чего?

— А с какой такой радости наш три года сиднем просидевший в своем дворе старик вдруг поехал черти куда к приятелю? Просто так что ли?

Ребята задумались.

— Ладно, давайте погуляем хотя бы до полуночи. А потом вернемся в Федосеевку, — предложил Витя.

На том и порешили.

В городе время пролетело быстро — и не заметили. И только без двадцати минут час Максим вдруг понял, что они опоздали! Расстройству не было предела, но Саня нашел выход:

— Да что мы фигней страдаем, айда в парк! Тут бежать пять минут!

И они побежали. Самым сложным оказалось найти березу, у которой можно наломать веток, они дьявольски опаздывали, и потому Макс, вооружившись единственным веником, принялся со всей ответственностью охаживать выставленные голые зады ойкающих и чертыхающихся друзей. За этим действом их и застала пара милиционеров.

— Вы тут чем вообще занимаетесь? — ошалело спросил один из них. — А ну стой!!!

Но ребята уже улепетывали со всех ног, натягивая по пути штаны и давясь истеричным хохотом.

А на следующий день Знахарь, едва вернувшись, выстроил мальчишек во дворе и приказал снять штаны. Переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу, ребята медлили, но повторный приказ убил все шансы избежать позора. Осматривая исполосованные зады учеников, Знахарь кашлянул.

— Экие вы у меня… Щекастые…

И засмеялся. Он смеялся долго, до слез, и всем стало ясно — их подставили.

— Ну… Те, кто без спроса шарился в моих записях, вместе с силой березы уже получили свою порку. Кроме того, кто порол. А все должно быть по справедливости. Максюш, а ну подай-ка мне вооон ту хворостину? Щас я тебе силу осины передавать буду.

Было стыдно, больно но потом так весело вспоминать!

Максиму сейчас казалось, что после Федосеевки он разучился так беззаботно веселиться.

Сколько раз подумывал вернуться, но из-за сына не мог решиться. Работа ничего кроме денег не приносила, никакого удовлетворения или радости. Жена? Он уже и вспомнить не мог, когда в последний раз они говорили по-человечески. Если бы не Илюша…

А теперь оказалось, что сыну он не нужен, а возвращаться теперь больше некуда.

Макс выпил и подошел к зеркалу. И вздрогнул.

Оттуда на него смотрел пузатый скучный дядька с намечающейся лысиной. Когда он успел стать таким? Он пощупал свой живот, потрогал морщины вокруг глаз, лысину. Хоть убей, он не мог вспомнить, как это все появилось, словно впервые за прошедшие двадцать лет увидел свое лицо.

— Это не я! Это не могу быть я!!!

Максим швырнул в зеркало попавшейся под руку статуэткой, и осколки с оглушительным звоном все сыпались и сыпались на пол, словно кто-то запустил воспроизведение эпизода по кругу.

— Господи, да что же это…

Чтобы избавиться от последних сомнений и колебаний, Максиму следовало пройти испытание колодцем.

Колодец уже много лет как высох, и только теперь все поняли, почему старик его берег и иногда просил почистить. Максима опустили на веревках на тридцатиметровую глубину, и оставили там наедине со своими мыслями на трое суток. По истечении срока его вытащили со дна, но не укрепленного решимостью, а окончательно разуверившегося. «Я хочу жить, как все», — сказал он Знахарю, пряча глаза. Тот ласково потрепал его по плечу: «Ничего, ничего. Такое бывает. Ты ни в чем не виноват. Но уезжай завтра же, не тяни. Что решил — делай».

И он уехал…

Максим выпил еще, а потом еще. Он был пьян, но боль и пустота не отпускали. И тогда он закричал что было силы, словно пытался докричаться до своего прошлого:

— Знахарь! Я совсем один! Я схожу с ума, и я никому, никому не нужен! Если бы хоть на минуту… Если бы я знал что все окажется так! Знахарь!!!

Он кричал. Лицо стало мокрым от слез. Максим вскочил на ноги, и от неожиданности онемел.

На ногах — старые кеды и спортивные штаны. Он осмотрелся и поднял голову вверх.

Максим стоял на дне колодца. Голова закружилась, а в глазах потемнело.

— Знахарь! — закричал юноша что было духу. — Знахарь!!!

Сашка с Витей заглянули в колодец.

— Ты чего?

— Скажи, он жив? Я хочу его видеть! Вытащите меня отсюда!

Ребята переглянулись.

— Но еще слишком рано, ты даже сутки не пробыл на дне.

— Вытащите меня!

Максиму бросили веревки, и он поднялся на поверхность.

Старик стоял на крыльце, щурясь на утреннее солнце, а вокруг радостно скакал Сурок. В воздухе пахло надвигающимся зноем.