Алексей Винокуров - Ангел пригляда

Почти все его предприятия были удачны и отмечены разнообразными профессиональными премиями. Однако сам Алексей Винокуров считал их ответвлениями от главного своего дела – традиционной русской прозы. И это притом что первый его роман, «О карлике бедном», опубликовали не только в петербургском альманахе «Постскриптум», но и на постмодернистском сайте «Вавилон». Иными словами, постмодернисты приняли его за своего. Однако они ошиблись: Винокуров – традиционный русский писатель.

Но почему ошиблись постмодернисты? Очевидно, потому, что автор этой книги не только следует традиции, но отталкивается от нее, привносит в нее что-то принципиально новое. Мы уже забыли, но все почти классики, от Пушкина с Гоголем и Толстого с Достоевским до Чехова, Булгакова, Бабеля и прочих мастеров русской литературы являлись новаторами, взламывали привычный порядок вещей.

Этот же подход характеризует и Винокурова. Каждый его роман исследует ту или иную больную проблему общества в духе традиций великой русской литературы. Романы его одновременно смешны и трагичны, камерны и масштабны; это эпопеи, в которых различимо лицо каждого героя.

К своим романам Винокуров шел долго. Для этого понадобилось в какой-то момент бросить все другие дела и сосредоточиться на одном, главном деле жизни, для которого, как говорит сам писатель, он и живет на свете. Но результат этого сосредоточения появился очень скоро и почти сразу был замечен и оценен независимо мыслящими критиками и читателями.

Публикация Алексея Винокурова в журнале «Знамя» принесла ему в 2017 году сразу две премии: премию журнала «Знамя» и премию Библиотеки иностранной литературы «Глобус». Первая же книга, изданная в «Эксмо» – роман «Люди Черного Дракона», – сделала его финалистом премии «Большая Книга-2018». Работая в русле традиций Гоголя и Булгакова и демонстрируя блестящее владение всей палитрой литературных инструментов, автор посвящает этот роман межэтническим отношениям на примере сосуществования разных национальностей на Дальнем Востоке.

Яркое дарование всегда вызывает целый спектр эмоций – от восторга до неприятия. Не зная, что поставить в упрек, его пытаются обвинить в публицистичности. Но кто из больших русских писателей не был публицистичен? Гоголь, Достоевский, Тургенев, Толстой, Салтыков-Щедрин, Бабель, Булгаков, Платонов, Зощенко – список можно продолжать бесконечно. То, что принимают за публицистичность, – на самом деле живая реакция на современность, поиск ответа на вечные вопросы в новых обстоятельствах.

Винокуров полагает, что литература не может оставаться на безопасном берегу, когда бурные потоки грозят смыть завоевания человечности и вернуть мир в состояние дикости. Всегда находятся бесстрашные пловцы, которые бросаются в эти потоки и пытаются спасти самое важное от их разрушительного натиска.

Алексея Винокурова часто сравнивают с Гоголем и Булгаковым. Сравнение корректное, но это не значит, что он буквально следует этим мастерам. Точнее всего будет сказать, что он пишет так, как Гоголь или Булгаков, если бы они были нашими современниками. Это в первую очередь относится к его роману «Ангел пригляда».

Винокуровское родство с Булгаковым здесь проявляется не в том, о чем он пишет, а в том, как он решает художественные задачи. В «Ангеле пригляда» сталкиваются стихии двух главных булгаковских книг – «Белой гвардии» и «Мастера и Маргариты». Это стихия войны и стихия чудесного сошествия на Землю сверхъестественных сил. Но если у Булгакова в Москве появляется гвардия Сатаны, то у Винокурова на землю сходит архангел Михаил.

Такая тема может показаться неподъемной. Как решить ее так, чтобы она не опошлилась, не превратилась в пародию, в боевую фантастику? Удивительным образом Винокурову это удается. Возможно, потому, что интересуют его не чудеса и не мистика, как таковая, а, цитируя Ницше, «человеческое, слишком человеческое». Человек на войне, темные закоулки власти, подлость и противостоящее ей самопожертвование – вот о чем «Ангел пригляда». Но и не только об этом.

Винокуров использует элементы сатиры и фантастики, чтобы дистанцироваться от окружающей действительности и тем точнее увидеть ее объективную картину. Он виртуозно балансирует между реальным и фантастическим миром – они тесно переплетены, реальность узнаваема и одновременно фантасмагорична, так что не всегда понимаешь, где кончается одно и начинается другое. Этот гофмановский метод двоемирия, когда так до конца и не ясно, имеем ли мы дело с пациентами сумасшедшего дома или с могущественными сверхъестественными существами.