Зульфю Ливанели - Счастье

Профессор лежал, глядя в звездное небо. В зените стояла самая яркая звезда.

«Должно быть, это Юпитер, – думал он. – Он больше Земли в сорок раз. Интересно, видно ли оттуда Землю, или она слишком мала?»

В этот момент он очень захотел увидеть падающую звезду, но так и не увидел.

В глубине его подсознания ворочалось ощущение мучительной боли, чего-то ужасно неприятного, однако он старался не вспоминать всего, что случилось, думая только о звездах и Юпитере.

И вдруг его начал разбирать смех. Он попытался сдержаться, но ничего не мог поделать и стал смеяться взахлеб. Вытирающая его окровавленное лицо Мерьем и наблюдающий за всем происходящим посол замерли от страха. Профессор, держась за руку Мерьем, выпрямился и сел, вытянув ноги. Он все еще смеялся.

Посол с испуганным выражением спросил, почему он смеется.

– Я побежден, – сказал Профессор. – Без всяких шуток, я побежден. Как сказал генерал Трикупис [48] Николаос Трикупис (1868–1956) – греческий генерал и политик, полководец во время второй греко-турецкой войны 1919–1922 гг. : «С вашего высочайшего позволения, я возвращаюсь домой». Сейчас я принял решение. Я возвращаюсь. Я должен уйти туда, где мое место.

Из-за того, что два его передних зуба были сломаны, а рот полон крови, он говорил невнятно.

– Это лучшее, что вы можете сделать, дорогой Профессор, – произнес посол и, повернувшись к ним спиной, направился домой.

Войдя в сад, не оборачиваясь, он прокричал:

– Счастливого пути!

С огромным усилием Профессор поднялся на ноги. Придерживаемый Мерьем, он взошел на яхту. Мерьем поднялась за ним. Держась за руку девушки, он спустился по лестнице в свою каюту. Мерьем беспокоилась, зачем он туда идет. Она снова увидела улетевших по воздуху армян и висевшие на стене стихи.

– Я ухожу, – сообщил Профессор. – Больше мы никогда не увидимся.

Мерьем молчала.

Профессор попросил:

– Пойди принеси мне выпить из холодильника.

Мерьем поднялась наверх, открыла холодильник и, не разбираясь, что в какую бутылку налито, взяла одну и принесла мужчине. Когда она вернулась, Профессор стоял над одним из выдвинутых ящиков.

Взяв бутылку с джином, он вылил его себе на голову. А потом сказал:

– Не знаю, хорошо или плохо я сделал, открыв твою тайну, может, если бы это осталось со мной, было бы лучше. Но тебе надо бежать от Джемаля.

Мерьем молчала.

Оба вышли на палубу, на свежий воздух.

– Ты сердишься на меня? – спросил он.

Мерьем покачала головой.

Профессор произнес:

– Когда я включу мотор, брось мне веревку. Сделаешь?

– Да.

– Тогда до свидания!

Он поцеловал руку Мерьем, и Мерьем тоже коснулась руки Профессора легким, едва ощутимым поцелуем.

Она уже почти спустилась с яхты, и вдруг Профессор сказал:

– Минуточку. Возьми это, – и вложил ей что-то в руку.

Мерьем безотчетно сжала пальцы. Услышав шум мотора, она бросила веревку мужчине. Профессор передвигался с трудом, раскачиваясь. Ему удалось вытянуть якорь; удаляясь, он в последний раз помахал Мерьем рукой и прокричал:

– А что произошло в ресторане?

– Ничего, – ответила Мерьем.

Яхта в темноте скрылась из глаз, через какое-то время уже не стало слышно и шума мотора.

Мерьем смотрела вслед яхте. В саду никого не было видно, в доме не слышалось ни звука.

Когда она входила в комнату, то заметила, что ее белое платье залито кровью. Надо бы застирать его холодной водой… Ей вспомнились окровавленные тряпки, которые она стирала тогда, в поезде…

«Кровь не должна запечься», – подумала она.

Она положила конверт, который держала в руках, на кровать, спустилась вниз. Налив в пластмассовый таз холодной воды, она вернулась в комнату. Сняв платье, она замочила его в воде. Вода в тазу тут же стала ярко-красной.

«Надо будет получше прополоскать, – подумала она. – Иначе не отстирать».

Думая о том, что же делать, она присела на кровать. Машинально открыла конверт, лежащий рядом.

Конверт был полон денег.

Там было столько денег, что и не сосчитать, очень много иностранных денег.

Поднявшись по лестнице, Джемаль ощутил ужасную слабость в руках и ногах. Где стоял, там бы и упал. Он двигался словно механическая кукла. С трудом войдя в комнату, он рухнул на кровать прямо в одежде и через мгновение, словно камень, брошенный на дно бездонного колодца, погрузился в глубокий беспробудный сон. Он спал без сновидений, без малейшего звука и движения – словно его здесь не было.