Яна Жемойтелите - Хороша была Танюша

Он оглядел кофейню, раздумывая, стоит ли принять мое приглашение, — хотя чего иного ожидать от дамы, угостив ее капучино? И уже секунд через пять перевел взгляд на меня:

— Конечно.

Вот оно как! Крупную же добычу зацепила я синими коготками. Я, неуклюжая жирдяйка, какой он только и мог меня помнить. Впрочем, теперь я далеко не жирдяйка. То, что в юности было бесформенной грудой жира, стало грудью и попой. Мужчинам это нравится. А мне нравится чувствовать себя желанной, это сродни наркоте, наверное, когда хочется нравиться еще и еще.

— Меня зовут Сергей, — спохватившись, представился он, хотя я прекрасно знала, как его зовут.

— Софья… Соня, — мне захотелось назвать себя Соней, как в юности.

— Соня, — будто зачарованно повторил он. — Почти забытое имя.

— Почему забытое? Сейчас полно Сонь.

— Это здесь полно. А у нас никто так себя не называет — Соня.

— У вас — где?

Хотя я прекрасно знала где. Если, конечно, ничего не изменилось за тридцать лет.

— В Латвии.

— Рассказывают, там сейчас жить несладко. Европа выжала из вас все что можно.

— Мало ли, что рассказывают. Если заниматься делом…

— И каким, позвольте спросить, делом?.. — я поинтересовалась с осторожностью, опасаясь показаться слишком навязчивой.

— Далеко не оригинальным, — он снова улыбнулся, показав полный рот крепких зубов.

Наверняка импланты, советская юность не оставляла шансов сохранить до пенсии голливудский смайл. Потом, у него, кажется, уже тогда, в восемьдесят третьем, был вставной клык. Зуб выбили в драке, а протез держался шатко. По крайней мере, так рассказывала Таня, его жена. На свадьбе он даже не смог как следует отхватить зубами кусок каравая. Ну, традиция такая была: кто больший шмат хлеба откусит, тот и верховодить будет в семье… Смешно. Вот уж точно, не стоит завидовать человеку, пока не знаешь, как он умрет. Но это я не о нем. Он, оказывается, до сих пор жив-здоров и даже занят в Латвии каким-то делом.

— Ну так каким все-таки? — меня это действительно заинтересовало.

— Килькой в томате, — произнес он, кажется, слегка смущенно. — Выпускаем различные вариации. У меня небольшой заводик на побережье. Оборудование еще советское, но работает. Регулярно чиним…

Я невольно усмехнулась. Надо же, такой респектабельный господин.

— Так я и знал, что будете смеяться. Но что поделаешь — семейный бизнес.

Семейный бизнес, черт возьми. Мне сразу представилось, как работницы этого заводика на побережье с утра до вечера укладывают в банки тугие рыбьи тушки. Рыбный запах прочно въелся в кожу этих женщин, а глаза их, привыкшие вылавливать брак, столь же зорки, как глаза альбатроса. Балтийский ветер продувает цеха насквозь, советское оборудование упорно пыхтит из-за невозможности остановиться, впрочем, как и все мы, дети страны советов, привыкшие трубить на боевом посту до глубокой старости. А семья этого засранца считает купюры, вырученные на кильке, и складывает в тугие кошельки.

Он тем временем рассказывал о том, что их килька в томате на Украине в пять раз дороже местной, но ее все равно берут, потому что люди готовы платить за качество. И что, как бы ни старались в Калининграде, тамошняя килька значительно уступает, даже при суперсовременном оборудовании. Потому что у латышских коптильщиков опыт — десятилетия, да и никто им сверху не кричит: дайте мне себестоимость!..

Наконец он спросил, а чем занимаюсь я. На секунду замешкавшись, но только на секунду, я честно ответила, что переводами. Однако не стала уточнять, с какого именно языка. А если он будет уточнять, скажу, со шведского. Потому что со шведского я тоже перевожу иногда, но если сейчас признаться, что я в первую очередь переводчик с финского, у него не может не возникнуть подозрений. Немного нас было, переводчиков с финского, даже в нашей приграничной республике, тогда, в конце восьмидесятых. И учились мы все на одном отделении филфака…

— А вообще я уже на пенсии, — добавила я, ожидая известной реакции, и она последовала.

Естественно, он спросил «Ка-ак???», а когда я напомнила, что у нас женщины выходят на пенсию в пятьдесят лет, хлопнул себя по лбу, будто убив комара, а потом сказал что-то вроде того, что все равно не верится. Да. Меня с этим пенсионерским удостоверением никуда не пускают, говорят: врете, это не ваше. Но это не значит, что я выгляжу хорошо, — просто они выглядят плохо.

Потом он сказал, что подошел ко мне только потому, что я напомнила ему кого-то из его юности, которая состоялась в этом городе и сейчас вызывает легкую ностальгию, особенно русский язык, нет, представляете, так странно, что все кругом говорят по-русски, и вроде даже какие-то новые слова появились, поэтому я чувствую себя совсем чужим и еще поэтому обратился к вам. Лицо у вас такое, что сразу вызывает доверие…