Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

Ходунки пошатнулись, и он схватил Синди за запястье, то самое, которое она порезала двадцать лет назад.

— Все нормально, — сказала она, с видимым усилием подавляя эмоции. — Иди.

Вряд ли Бог есть, подумал Майлз. Его просто быть не может.

— Синди, — повторил он.

— Нет, иди. — Она отступала назад, волоча за собой ходунки. — Я в порядке.

Майлз тяжело вздохнул, а потом услышал свой голос:

— Ты не против, если я позвоню тебе на неделе?

Лицо Синди мгновенно прояснилось, и Майлз заподозрил на секунду, что до сих пор она ловко притворялась, заманивая его в ловушку.

— Правда, Майлз? Ты мне позвонишь?

Теперь главное не выдать своего раздражения.

— Почему нет? — спросил Майлз, у которого причин не звонить было больше, чем он мог сосчитать.

— О, Майлз, — она снова прикрыла ладонью рот, — милый, милый Майлз.

Милый, милый Бог.

Он едва успел добраться до раздвижной двери в патио, как она окликнула его. Ее лицо потемнело, это выражение Майлз помнил еще с тех пор, когда они были детьми, и означало оно некую страшную догадку.

— Майлз?

— Да, Синди?

— Там, во дворе? Когда ты вышел из машины? Ты остановился и с минуту стоял неподвижно. Будто… тебе хотелось убежать.

На сей раз Майлз прибег ко лжи, причем наиболее правдоподобной:

— Я вспомнил, что забыл кое-что, предназначавшееся для твоей мамы. Ты же знаешь ее — квитанции на все расходы.

Синди не спускала с него глаз.

— У меня возникла ужасная мысль, — медленно произнесла она. — Ты, заметив мою машину, понял, что я дома.

— Синди… — начал Майлз.

— Я могу смириться с тем, что ты меня не любишь, — оборвала его Синди. — Я мирюсь с этим всю мою жизнь. Но если я пойму, что ты не хочешь меня видеть…

— Мы старые друзья, — заверил Майлз. — Никуда я от тебя не убегу.

Она улыбнулась, и видно было, как борются в ней надежда и опыт, бьются на кулаках, и им вовек не одолеть друг друга. Нет, все-таки Бог есть , подумал Майлз, прощаясь. Кто бы еще сумел наслать на нас такую беду.

Вместо того чтобы размышлять о Боге, Майлзу следовало бы сосредоточиться на кошатине Тимми. Когда он приблизился к раздвижной двери, колокольчик миссис Уайтинг прекратил звонить. Это вывело Тимми из транса, ее раскатистое урчание смолкло, и в тот же миг она вытянула лапу и цапнула Майлза за тыльную сторону ладони.

— Ох, Тимми, — воскликнула Синди Уайтинг, увидев, что сделала кошка, — какая же ты таблеточка!

— Вам когда-нибудь приходило в голову, дорогой мой, что жизнь — это река? — спросила миссис Уайтинг, когда Майлз сел напротив нее в беседке.

Как обычно, задаваясь отвлеченными вопросами, старуха брала тон, предполагавший, что из ответа Майлза она не узнает ничего нового. Случается, люди думают, что им известно нечто, неведомое тебе; миссис Уайтинг же давала понять: она знает всё , чего не знаешь ты. Лишь она одна улавливала смыслы и нюансы бытия и поэтому считала своим долгом хотя бы чуть-чуть подтянуть собеседника до своего уровня.

Одета она была элегантно и даже более того, учитывая, что сидела она во дворе своего дома. Если Синди уже выглядела старообразной, то миссис Уайтинг — волосы подстрижены и уложены мастером своего дела, покрой твидового жакета и молескиновых брюк идеален, запястья сверкают украшениями, а не шрамами — выглядела как женщина достаточно любезная, чтобы пустить старость на порог, но затем все же выпроводить, предпочтя молодость. Конечно, это избавление от непрошеной гостьи совершалось медленно, постепенно; минута за минутой, час за часом, день за днем стрелки часов отсчитывали обратное время, пока результат — блистательный, разумеется — не удовлетворил миссис Уайтинг. Но в настоящую оторопь вгоняло то, что старуха излучала сексуальность, неподдельную, игривую, и Майлз понятия не имел, как ей это удается. Ее снисходительная улыбка намекала, что партнеры по сексу у нее не переводятся, не в пример Майлзу с тех пор, как от него ушла жена, о чем миссис Уайтинг было отлично известно. Словно она специально наводила справки, подумывая, а не уложить ли Майлза в свою постель, но потом отказалась от этой идеи.

Миссис Уайтинг расположилась в той части беседки, куда падали лучи слабеющего сентябрьского солнца, предоставив Майлзу ежиться в прохладной тени. И ему вспомнилось высказывание брата: старуха не только не умирает, но жива-живехонька, вытеснив окружающих ее людей в нечто вроде чистилища. Сидя спиной к реке, Майлз глядел на покатую лужайку и гравиевую дорожку с бордюром из белого кирпича. Дорожка вела к дому, и если бы миссис Уайтинг расширила ее, а то и заасфальтировала, ее дочь-калека получила бы доступ к беседке. В конце концов, с архитектурной точки зрения беседка была наиболее приятным строением на всем участке, особенно в солнечный день, хотя Майлзу и показалось, что сегодня воздух слегка подванивает.