Ричард Руссо - Эмпайр Фоллз

— Мне жаль.

— Не жалей. Я бы удержала его, чего бы мне это ни стоило, если бы он хоть чего-то стоил. Тик простила меня?

— За что?

— А ты простил меня? — вместо ответа спросила Жанин.

— Снова — за что?

— Короче, не удивляйся, когда увидишь меня, я заметно пополнела.

— А я исхудал.

— Это чтобы побесить меня или как?

— До скорого, Жанин.

Стоило им выехать на улицу — Тик на заднем сиденье в наушниках, Макс на переднем пассажирском, — как у бардачка отвалилась крышка.

— Ты так его и не поправил, а? — резюмировал Макс, роясь в содержимом бардачка.

— Сомневаюсь, что его можно поправить. — Майлз улыбнулся при мысли, как же давно это было, когда Макс сломал замок.

— Не говори глупостей, — сказал его отец в неколебимой уверенности: в этой жизни все можно поправить, и лишь немного расстроенный тем, что бардачок не выдал ему наличных.

Когда Ч. Б. Уайтинга, уже лет десять проживавшего в Мексике более или менее счастливо, вызвали обратно в Эмпайр Фоллз, он твердо решил исполнить свое предназначение как мужчины из рода Уайтингов, а точнее, стать первым по мужской линии, кто возьмется за это предназначение во всеоружии. Его дед Илайя умер бы счастливым человеком, сумей он забить до смерти жену лопатой, но Илайя слишком долго выжидал, а к тому времени, когда понял, что эта насильственная смерть является его истинным предназначением, успел одряхлеть и ослабеть физически, тогда как старуха сохранила прыть. Впрочем, он добросовестно гонялся за ней, она же ловко уворачивалась, и после ряда размашистых ударов мимо Илайя в изнеможении опустился на стул, где она его разоружила, на этом все и закончилось.

Внук был в курсе его намерений, поскольку Илайя тайны из этого не делал.

— Малыш Чарлз, если бы ты только знал, что творится в каретном сарае, — делился старик с мальчиком, когда тот был достаточно юн, чтобы целыми днями лазать по деревьям в усадьбе Уайтингов. — Если бы ты понимал, хотя бы отчасти, какой ужасной может быть плохая женщина, ты бы подался в священники, не подвергая себя такому риску.

Когда Ч. Б. напомнил, что они не католики, Илайя согласился с этим доводом, но отметил: эти «римские» всегда рады перебежчикам.

Хонас Уайтинг, насколько знал Ч. Б., никогда не пытался убить свою жену, однако признался в день свадьбы сына, что на протяжении всей семейной жизни он подавлял поползновение прикончить супругу — примерно раз в день. Например, в тот день он пережил три особенно сильных порыва, хотя до полудня было еще далеко. Когда Ч. Б. поинтересовался, не облегчают ли ситуацию длительные путешествия его матери, отец покачал головой. Знать, что она жива где-то там , было достаточно для неизбывного ощущения кислятины во рту. Позднее старику удалось перевести дух, когда его жена поселилась в их квартире в Бэк-Бэй, но в один прекрасный день она ни с того ни с сего заявила, что покидает Бостон и возвращается в усадьбу Уайтингов, отчего ее муж преисполнился великой печали и еще более великого трепета.

— Я не мог избавиться от предчувствия, что либо она, либо я, — поведал он однажды вечером после нескольких порций бренди. Пророческие слова, как потом выяснилось.

Задатки пророка у Хонаса и впрямь имелись. Годами он твердил, что жена — его погибель, но все понимали это как финансовую погибель. Для большинства женщин, любил он объяснять, подготовка к приобретению чего-нибудь несуразно дорогого состоит из ряда этапов, и каждый приводит к некоему промежуточному результату, иногда не однозначному. Тогда как его жена переходила от «Разве это не прелесть?» к «До чего же восхитительно это будет смотреться на каминной полке!» и финальному «При транспортировке необходима особая осторожность» с захватывающей дух стремительной плавностью, опуская, ради пущей эффективности, упоминание о цене.

Однажды ближе к вечеру, вскоре после того как Хонас, которому было далеко за семьдесят, пережил удар средней тяжести и был выписан из больницы, против своей воли, на руки жене, он чересчур торопливо встал с кресла и, пошатнувшись, ухватился за ближайший предмет мебели в поисках опоры. Этим предметом оказалась высокая застекленная горка красного дерева, где на полках красовалось множество драгоценных приобретений, сделанных его женой во время ее кругосветных путешествий. Поскольку Хонас был дома один, никто точно не знал, как все произошло, но Ч. Б. догадывался, что, когда сокровища его матери начала падать с полок, отец, взволнованный перспективой уничтожить одним ударом столь многое, что было так дорого стяжательскому сердцу его супруги, опирался на горку дольше, чем требовалось для восстановления равновесия, и под его тяжестью горка опрокинулась прямо на него, вышибив из Хонаса ту малую толику жизни, что ему еще оставалась. Под обломками разорительных капризов своей жены он пролежал долго; хватились его, лишь когда он не отреагировал на звонок, призывавший к ужину.