Евгений Водолазкин - Брисбен

Коллегиум святого Фомы был учебно-благотворительным учреждением. Учебная его часть предусматривала получение богословского образования и рассматривалась как дополнение к университетскому обучению. Благотворительная деятельность коллегиума выражалась в уходе за людьми с психическими и физическими отклонениями, жившими здесь же в особых корпусах.

Уже в день приезда состоялась встреча Глеба с ректором коллегиума патером Петером (его называли коротко — ПП) и был подписан трудовой договор на семи страницах. С немецкой тщательностью там перечислялись обязанности и права нового тьютора, в том числе все исключения из указанных обязанностей и прав. Если же говорить коротко, перед Глебом были поставлены две основные задачи: обучать будущих богословов русскому языку и (неожиданно) игре на гитаре. И то, и другое для богословского образования считалось необходимым. Русский язык открывал учащимся доступ к православному богословию, а гитара — к прекрасному, поскольку (здесь ПП позволил себе улыбнуться) настоящему богослову без прекрасного не обойтись. ПП предложил Глебу перейти на ты : братья и сёстры здесь иначе друг к другу не обращаются. Глеб ответил: с радостью. ПП попросил его передать это и Кате. Глеб пообещал передать. Они с Катей становились тут своими, и ему это было приятно. Им была предоставлена возможность заказывать завтраки и обеды в общей кухне — недорогие, но вкусные. Вообще Глеб и Катя быстро убедились в том, что богословский быт налажен в высшей степени разумно. Те, кто думает о небесном, хорошо организуют и земное. Главным же плюсом их нынешнего положения стало отсутствие Катиных родителей. Трехнедельная жизнь под одной крышей с ними казалась настолько бесконечной и безнадежной, что в возможность перемен просто не верилось. Главной жертвой этих трех недель была Катя: тяжелее всех было именно ей. По прошествии лет Глеба удивляло, что Катя, добрая и всепрощающая Катя, отношения к родителям уже не изменила. Как-то раз Глеб спросил, не хочет ли она их простить, но Катя ответила, что прощение здесь ни при чем: она просто не может их видеть. Даже впоследствии, когда Глеб (так случилось) оплачивал их дорогостоящее лечение и чета Гертнеров вела себя уже совсем по-другому, личное общение Катя постаралась свести к минимуму. Глеб понимал, что дело здесь не в трех неделях, а в проведенном с родителями детстве. Катина сестра Барбара не приводила к ним мужа (которого в настоящем смысле у нее так и не образовалось), но ее отношение к родителям не отличалось от Катиного. В Мюнхене Глеб и Катя о родителях просто забыли. Обоим нравились их новые занятия, которые, может быть, не были так уж хороши, но давали жизни новый толчок. Катя переводила с русского и на русский (ее русский правил Глеб) каталоги выставок и документацию для нескольких мюнхенских фирм, сотрудничавших с Россией. Занималась она и синхронным переводом, что на первых порах было довольно сложно. Переводимые лица (здесь их называли спикерами) зачастую забывали о переводчике, и переводить сказанное приходилось большими фрагментами. На этот случай коллеги посоветовали Кате иметь с собой блокнот, чтобы отмечать ключевые слова как крючки для памяти. Но находились и такие спикеры, которые ждали перевода после каждой фразы, что, казалось бы, упрощало дело. В действительности же это было не так. Перевод фраза за фразой делал заметными мельчайшие ошибки переводчика. Спасало то, что с течением времени ошибок у Кати становилось всё меньше. Набирался опыта и Глеб. Если вначале он использовал на занятиях по гитаре свои ученические воспоминания и в основном призывал играть с нюансами, то впоследствии перечень его требований значительно расширился. Обучаться у него вызвалось три человека, из них один начинающий. Начинающая. Беата Бауэр, высокая (выше Глеба) светловолосая жительница Гамбурга. К ней призыв играть с нюансами не относился, поскольку играть она пока не умела. Перед Беатой стояла более простая задача — обучение приемам звукоизвлечения, и это не позволяло включить ее в общую группу. Пока же Глеб ставил Беате руку, как когда-то ставила ему руку Вера Михайловна. Правая рука должна образовывать над струнами домик (домик, серьезно повторила Беата), при этом крыша его не может проваливаться. Движением Веры Михайловны он просунул в домик Беаты палец, чтобы показать, как сильно просела ее крыша. Палец тут же был пойман. Глеб (беспечное насекомое, проникшее в хищный цветок) поднял брови, но Беата пальца не отпускала. Так играть не получится, сказал он спокойно. Но я хочу играть, возразила девушка, очень хочу. Глеб понимал, что складывается какая-то немузыкальная ситуация, и решил, что в этом случае лучше всего сохранять спокойствие. Что было, вообще говоря, не так уж просто. Он испытывал замешательство, и Беата (палец все еще был в ее распоряжении) это чувствовала. Но Глеб был старше, а в таких случаях это много значит. Он разглядел в своей ученице что-то такое, что не позволяло относиться к ней всерьез. Когда Беата отпустила палец, Глеб улыбнулся: ну что, будем заниматься? Будем, фыркнула Беата, вопрос только — чем? Левой рукой (указал на ее левую руку): с ней не меньше сложностей, чем с правой. Беата тряхнула левой рукой, и ее деревянные браслеты съехали к локтю. Да, левая, конечно, левая, я про нее совсем забыла. Удивительным образом Беата была дважды начинающей: с Глебом она решила заниматься и русским языком. В этой области сложилась ситуация, симметричная области музыкальной. Русский изучало три человека. Двое оказались с языком в какой-то степени знакомы, и их было решено объединить. Беате же и здесь потребовались персональные занятия. Ее способность постигать новое была феноменальной. Беата получала два образования — богословское и психологическое. Глеб не знал, как она училась в университете, но, судя по успехам на его занятиях, с богословием и психологией у нее тоже всё было в порядке. Параллельные уроки музыки и языка поразили Глеба своим сходством — даже проходили они в одной и той же аудитории. Главное же состояло в том, что музыка была языком, а язык — музыкой. Беата очень быстро выучила основы нотной грамоты и так же быстро — русский алфавит. Через пару уроков она уже наигрывала простые музыкальные фразы, сопровождая их фразами на русском языке. Беглость пальцев она тренировала этюдами, а беглость устной речи — скороговорками. Шла Саша по шоссе и сосала сушку. Почему она ее сосала, почему не грызла, удивилась Беата. Это была очень жесткая сушка? Да, пересушенная, согласился Глеб. Сушка, изготовленная с нарушением технологии. К тому же у Саши попросту могло не быть зубов… Так. На дворе трава, на траве дрова. Беата тут же заметила, что место хранения дров — сарай: на траве они быстро отсыреют. Если уж что-то класть на траву, так эту несчастную сушку — чтобы она стала хоть немного мягче. Услышав, как жутко жуку жить на суку , девушка только посмеялась. Отчего же он живет на суку, если ему там жутко? Глеб задумчиво посмотрел на нее: оттого, что это его родина, Беата.