Евгений Водолазкин - Брисбен

Утро, звонок в дверь. Геральдина идет открывать. Очевидно, она сталкивается с кем-то неожиданным или даже нежелательным, потому что в течение пары минут идут тихие переговоры. В конце концов пришедший теряет терпение. Он входит в дом и под протестующие возгласы Геральдины поднимается в столовую.

В дверях — моя лондонская знакомая Ганна. Вид у нее походный: за плечами — большой рюкзак, закатанные почти до колен джинсы, кроссовки. Вышиванка. Могла бы сочетаться и с джинсами, и с кроссовками, но у Ганны не сочетается.

— Я вагiтна, — говорит Ганна.

— Что значит вагитна? — переспрашивает Катя, хотя значение слова ей, кажется, уже понятно.

Стоящая в дверях Геральдина наблюдает, как сквозняк шевелит распущенные волосы Ганны. Они распространяются по всему пространству комнаты — а солнце их подсвечивает. И вышиванку подсвечивает.

— Это значит, что она беременна.

Говорю без выражения, чтобы не закричать.

— Sie ist schwanger… — зачем-то переводит для Геральдины Катя.

— Вiд нього, — кивает на меня Ганна.

Катя замирает. На лице Геральдины — подчеркнутое непонимание. Кивок Ганны красноречив, но ей трудно представить, что герр Яновски… В глазах Геральдины мелькает что-то не вполне пристойное. Нет, герр Яновски никогда на других женщин не заглядывался, она не может в это поверить. Геральдина бросает взгляд на Ганну. То есть может, конечно, и поверить, но — с трудом.

Катя подходит к Ганне и приподнимает рюкзак за боковые ремни, давая гостье возможность освободить руки. Неловко обнимает Ганну, усаживает ее в кресло. Ожидавшая скандала Ганна продолжает держаться скованно, поскольку всё еще может состояться.

— Ганна, — глаза Кати светятся, — дорогая Ганна…

— Г’анна, — энергично поправляет ее Ганна.

— Что-то среднее между г и х , — поясняю Кате.

— Г’анна, — с готовностью повторяет Катя. — Какое счастье, что вы с маленьким приехали к нам.

Глядя в потолок, Ганна поводит плечом. А куда ей, собственно, было еще ехать?

— Я имею в виду, — Катя чертит в воздухе геометрические фигуры, — что вы не сделали ничего непоправимого…

Поджатые губы Ганны дают понять, что так вопрос даже не ставился. Геральдина подает завтрак. Ганна почти ни к чему не притрагивается.

После завтрака Катя предлагает пойти в Английский сад. Ей кажется, что там будет чуть легче, чем дома. На главной аллее мы оказываемся в центре мюнхенской велосипедной жизни. Обычная наша прогулка, всё ровно так же, как происходило сотни и сотни раз, но — в присутствии Ганны. Велосипеды едут нам навстречу и обгоняют сзади, выезжают из-за деревьев и за деревьями же, в отличие от Ганны, исчезают. Тормозят, сигналят, стучат велоаптечками в кожаных сумках и совершенно не дают разговаривать. Чему все, в общем-то, рады. Некоторые велосипедисты, спешившись, просят разрешения сделать со мной селфи.

Когда мы выходим на боковую дорожку, наступает тишина, и можно говорить. Нужно говорить. Дорожка узкая, в одну шеренгу гуляющим идти не получается, так что я пропускаю дам вперед. Чувствую себя двоеженцем. Это слово прилипает к языку и плавит его. Да, Катя — само благородство и просчитывается на пальцах одной руки. Предложит Ганне остаться у нас — непонятно только, в качестве кого. Младшей жены?

Для Кати все дело здесь — в ребенке. Раз он с Ганной зачат, значит, Ганна и жена. А с кем не зачат — значит… Беда. Замедляю шаг и отстаю от женщин. Катя оборачивается, смотрит на меня беспомощно, но я внимательно слежу за белкой на стволе сосны. С тем же вниманием белка следит за мной. Она знает, что неприятности в жизни происходят преимущественно из-за мужчин.

Я незаметно увеличиваю дистанцию, и ни одна из женщин не отваживается меня позвать. Долетают обрывки разговора, который идет по-русски: Катя украинского не знает. Ганна, кажется, тоже. В Лондоне мне это как-то не бросилось в глаза, но сейчас незнание ею рiдної мови все более очевидно.

Ее русский, мягко говоря, тоже небезупречен — особенно то фрикативное г , которому она уже успела научить Катю. Русский, перенявший многое из украинской фонетики. От этого акцента избавиться чрезвычайно сложно, тут прочитать параграф учебника недостаточно — это вам не склонение существительного путь . Слыша речь Ганны, хочется отойти от нее еще дальше. Просто Элиза Дулиттл какая-то. Только вот я — не профессор Хиггинс.

Говорит в основном Катя. Долетают слова наш долг, на третьем этаже . Катя собирается поселить Ганну на третьем этаже. Они уже идут рука об руку: Катя в чем-то воздушно-черном и Ганна в своей вышиванке. Вернувшись домой, готовятся к обеду. Катя приносит Ганне шелковый домашний халат: