Евгений Водолазкин - Брисбен

Нестор снова у нас в гостях — на этот раз он приехал на две недели.

Утро. Мы с ним работаем над книгой в зимнем саду. Это огромная пристроенная к дому оранжерея. Собственно говоря, это часть дома, потому что стена между жилым помещением и оранжереей — стеклянная. У стены художественно обрываются огромные потемневшие балки. Помимо диктофона перед Нестором — блокнот с вопросами. Первый из них он зачитывает механическим голосом. Напоминает корреспондента районной газеты.

— В своих воспоминаниях ты часто упоминаешь о реках. Реки занимают какое-то особое место в твоей жизни?

— Реки — это движение, они что-то приносят, что-то уносят. Чаще — уносят.

Нестор отрывает глаза от блокнота.

— Лета? Стикс?

— Пожалуй… Ну, может быть, еще Днепр, Нева.

— Очень, мне кажется, разные реки.

— Очень. Нева — некупальная, во всех смыслах холодная. А Днепр — теплый, если хочешь, радостный.

Нестор поднимает голову.

— Даже после гибели Арины?

— Ну да… Понимаешь, в жизни одни события уравновешиваются другими. Одна и та же мелодия может прозвучать вначале в миноре, а затем в мажоре. Или наоборот.

Дирижируя, напеваю оба варианта. Нестор кивает в такт. Не без удивления.

— Тогда расскажи про мажор.

— Хорошо, мажор. Представь себе: ту квартиру на набережной, о которой я тебе рассказывал, мы с маминым братом Колей ремонтировали. Это было за год-два до гибели Арины. Коля для этого приехал из Вологды… — Вижу вежливую улыбку Нестора, и меня разбирает смех. — Тьфу, звучит как-то по-дурацки. Спроси что-нибудь!

— Я даже не знаю, что здесь можно спросить. Ну, хорошо: почему вы эту квартиру ремонтировали, точнее, почему ее ремонтировали именно вы?

— Не помню. Есть на свете события без начала и конца… Помню лишь, что ни я, ни, подозреваю, Коля до этого не ремонтировали в своей жизни ни-че-го. Чтобы не было жарко, мы открываем окна и старательно клеим обои.

— Но ведь обои не клеят при открытых окнах.

Уважительно смотрю на Нестора.

— Не имея твоего, Нестор, опыта, мы разводим клейстер. Он весь в комках. Теряющей волоски щеткой наносим его на обойные листы. Коля тоном бывалого призывает выгонять из-под приклеенных обоев пузырьки воздуха. Мы делаем это при помощи тряпок.

— Можно щетками. Мощные движения от центральной оси обоев к их краям. — Нестор демонстрирует мне эти движения. — Чуть вниз. Напоминает рисование елки. И что дальше?

— Дальше Коля обращает мое внимание на то, что главное в обойном деле — тщательная оклейка углов стен.

— Точно. Если где и следует прижимать обои по-настоящему, то именно в углах. Именно там клейщика обоев и может подстерегать опасность.

— Обои в углах мы прижимаем самозабвенно. Бумага рвется… Слушай, откуда ты всё знаешь про обои?

— В студенчестве я подрабатывал маляром. Но ты остановился на самом интересном…

— К вечеру мы заканчиваем с оклейкой гостиной и спускаемся на улицу купить бочкового кваса. Бочка закрыта. Коля говорит, что у него есть идея. Мы заходим в гастроном и покупаем несколько пачек концентрата кваса. Вернувшись домой, включаем футбольную трансляцию. Чемпионат мира 1978 года. С первым ударом по мячу в комнате раздается треск.

— Закономерно.

— Коля высказывает догадку, что так, должно быть, свойственно сохнуть обоям. Через некоторое время первый обойный лист отделяется от стены…

Входит Геральдина с минеральной водой и разливает ее по фужерам.

— …отделяется и сворачивается на полу. Массовый падёж обоев — и в этом Коля оказался прав — начинается именно с углов. Мы не унываем и решаем выпить квасу. Увы. Концентрат кваса в воде не растворяется.

Нестор хохочет:

— Он никогда не растворялся! Точнее, растворялся, но не до конца. Получалась безвкусная мутная жижа с осевшими на дне крупинками.

Геральдина спрашивает, нужно ли что-то еще, но вопрос остается без ответа.

— В этот момент Коле приходит в голову замечательная мысль: есть концентрат сухим. Удивительным образом вкус, уходивший при разведении брикетов, в сухом виде присутствовал в полной мере.

Нестор кивает Геральдине и поднимает фужер:

— Его можно было есть и запивать водой!

— На Русановской набережной мы прожили примерно неделю и почти каждый вечер ели этот концентрат — брикет за брикетом. Каждый вечер по телевизору показывали футбол, а за окнами качались пирамидальные тополя. И еще: с Днепра доносились звуки моторных лодок.

Даю сигнал Геральдине: нет, больше ничего не нужно. Геральдина выходит медленно и грустно. Всем становится ясно, что нет ничего горше невнимания. Паузу прерывает Нестор.