Станислав Давыдов - Президентский полк. Дневник солдата

В этот день начальство было более лояльным, даже разрешили отправить гонцов в чепок. По громкоговорителям весь день крутили музыку, в том числе, как сейчас помню, Цоя. Я даже тайком немного поплясал в курилке.

Такие вот весёлые праздники были.

Год службы — это совсем немного, но в учебке ты про это не думаешь. Восприятие времени очень сильно искажено, тебе кажется, что ты тут всегда был и всегда будешь. Это состояние наступает через три дня после прибытия, и никуда потом от него не деться. Я думаю, это из-за того, что ты не можешь побыть один, покурить, даже просто ПОДУМАТЬ, вокруг постоянно шум толпы и приказов.

Единственное время, когда хоть немного можно побыть наедине с собой, — это ночь. Только ночью можно попытаться расслабиться и поговорить с собой. Я засыпал, как правило, через два часа после отбоя. Что, конечно, сказывалось. К состоянию чернейшей тоски прибавлялось постоянное желание спать.

В результате у меня начались скачки настроения от депрессии до эйфории, которые остались со мной до сих пор и, я уверен, уже не пройдут никогда. Даже сейчас, когда я пишу это, всё вспоминается на каком-то кураже, а ещё утром я был подавлен, ничего не хотелось, и будущее казалось полностью бесперспективным.

Но были и светлые моменты.

У любого мрачного пиздеца обязательно есть светлая, радостная сторона. Незатейливая философия, но, как правило, это работает.

В учебке была очень красивая природа. Природа вообще очень красивая, но большинство этого не замечает.

Я тоже не замечал, пока не попал в тяжёлые условия полностью ограниченной свободы. Так вот.

Лежал снег, по деревьям прыгали белки, настоящая зимняя сказка. Небо по вечерам было очень ясное, луна и звёзды — всё как в литературе. Всё это задавало лирическое такое настроение. Критические ситуации подстёгивают талант, так что многих пробивало на творчество. Многие писали стихи, кто-то рисовал.

Повторюсь, я неплохо пою. У меня был «напарник» из другого взвода, и мы пели с ним а капелла. Никакой гитары, конечно, не было. Пели даже здорово, нас собирались послушать солдаты и офицеры из других взводов.

Возможно, всё это кому-то покажется слишком простым и даже странным, но у нас не было никаких развлечений, доступных во внешнем мире, и такие моменты творчества приносили капельку радости и действительно помогали держаться.

В курилку нас выводили раз в день, поэтому курить приходилось в сортире, тайком и очень быстро. Я тогда научился выкуривать сигарету за десять секунд.

Короче, стоим мы в сортире, курим, я ближе всех к двери. Слышу шаги и вижу, что идёт офицер. Выкидываем бычки, парни начинают делать вид, что чистят ботинки, а я — мимо офицера и в казарму.

Парней сразу спалили, отпираться было бессмысленно. Я только успел метров пять пройти, как услышал за спиной спокойное «стоять».

Подходит, так же спокойно: курил? Я помялся, говорю — никак нет. Ах, никак нет? Ну, пошли тогда в офицерку, будем решать, что с тобой делать. Офицеры там посовещались, решили, что курил — это хуй с ним, а вот пиздеть — нехорошо. И что побегу я за этот проёб в лес на стрельбище, в нескольких бронежилетах и противогазе. Наказание довольно распространённое, но мучительное, так что я сразу сник.

В итоге почему-то я никуда не побежал, ко мне применили другую меру. Позвали контрактников, говорят, вот, мол, курил, да ещё и пиздел. Нехорошо.

Контрактники согласились, что очень нехорошо, и повели меня в курилку. Достали пачку уставных сигарет, протягивают мне, говорят, на, кури. Сколько, говорю, курить? Всю пачку. Пока не выкуришь, не пойдёшь никуда. И кури быстро, три минуты тебе на это. Я сумел скурить 12 штук, по три штуки за раз. Было крайне херово, еле дошёл до казармы, по дороге пару раз блеванул. Там уже чуть не упал, пришлось какое-то время повисеть на плечах у товарищей (на кровать до отбоя ложиться запрещено). Кое-как дотерпел до вечера и отрубился. Зато навсегда запомнил, что нельзя попадаться, а если попался, то не пизди.

Думаю, многие знают, что для поддержания порядка в казарме солдаты по очереди заступают в суточный наряд. Наряд состоит из одного дежурного по роте и трёх дневальных. Эти дневальные, помимо прочего, по очереди, по два часа, стоят на тумбочке и громко командуют СМИРНО, если в казарму заходит кто-то из старших офицеров. После команды все солдаты, естественно, подрываются, выбегают офицеры, чтобы узнать, кто такой важный пришёл и так далее. С одним таким дневальным произошёл казусный случай.