Булат Ханов - Непостоянные величины [СИ]

— Одно неосторожное слово, — потупился Роман. — Я никого при этом не оскорблял.

— Охотно верю, потому что за нецензурное оскорбление тебя бы по судам затаскали, — сказал англичанин. — Неосторожность вон как дорожает. Четыре тысячи штрафа.

— Не будем о грустном, Максим Максимыч.

— Ты прав. Грустнее только курс доллара под восемьдесят и квартальная премия в четыреста тринадцать рублей.

— У вас тоже такая сумма? — воскликнул удивленно Роман.

— У всех такая. Может, у Марата Тулпаровича другая, в корешок его не заглядывал. Вслушайся, звучит-то как звонко? Квар-р-ртальная пр-ремия! Как рокот мотора. А на деле пшик. Вина грузинского не купишь... Смешно представить, но и этих копеек лишают, если хотя бы день больничного возьмешь за три месяца. Хворым и хилым премия не положена.

— Предлагаю следующий тост за здоровье.

Максим Максимыч покачал головой.

— Выдвигаю контрпредложение. Пьем за Романа Павловича Тихонова, замечательного педагога, подвижника социально полезного труда…

— Вы того, Максим Максимыч, — смущенно сказал Роман, — больше ешьте. Вкусная же рыба.

— Отставить. Пьем за тебя. Ты обменял столицу на провинцию и бесстрашно спустился в ад. Романтичный, не побоюсь этого испачканного слова, ход. Я вправе изобразить скепсис на роже, потому что Казань — это не Колыма и не Воркута. Ты в любой момент можешь уехать обратно. Можешь?

— Хоть завтра, — соврал Роман.

— И не уезжаешь. Лилия Ринатовна тоже довольна тобой. Ты самостоятелен, не бросаешься чуть что за помощью к опытным учителям. Укрощаешь змей и тигров. В общем, свет на твою голову.

Англичанин со всей очевидностью пьянел. Доверительным тоном он сообщил свежую сплетню: Артура Станиславовича выставляют из школы, так как во время комиссионной проверки на его ноутбуке нашли порно. По слухам, даже детское. Ежели так, то грядут караваны инспекций и разбирательств, по итогам которых директора снимут. Артура Станиславовича, само собой, на нары. С нар Максим Максимыч вдруг переключился на обличение системы образования. Согласно англичанину, это импотенция правового государства, когда учителя штрафуют на треть заработка за нехорошее слово, тогда как ученику, пославшему педагога из той же школы на три буквы, лишь грозят пальцем.

Роман поднял стопку и сказал:

— За то, чтобы работа не преследовала нас на отдыхе.

— Аминь.

На выходе из уборной Роман по ошибке двинулся не туда и очутился у Мариши. Девочка, склонив голову с пышным бантом, сосредоточенно рисовала за столом. Ощущалось, что над детской комнатой родители потрудились. Белый мебельный комплект включал в себя письменный стол со множеством ящиков, широкую кровать, где Маришка запросто могла спать с раскинутыми в стороны руками, и изящный книжный шкаф с заполненными полками. Деревянный пол отливал лаком, под натяжным потолком пристроился кондиционер. Вдоль стены, на бежевых обоях, висели рисунки за авторством дочери Максима Максимыча. Никаких аниме и чародеек, преимущественно городские пейзажи с безупречным чувством перспективы и тончайшим исполнением деталей.

Мариша повернулась к гостю и спросила:

— Назовите, пожалуйста, вторую и третью форму прошедшего времени глагола «fly».

— Хм, — сказал застигнутый врасплох Роман. — Flew… И снова flew.

— Flew, flown, — поправила Мариша. — Теперь вы.

— Чего?

— Скажите любой неправильный глагол.

— Например… Например, creep.

— Crept, crept. У «Radiohead» есть песня «Creep».

— Ого, каких музыкантов ты слушаешь. А Гегеля ты не читала?

— Нет, а кто это?

— Да так. Мыслитель немецкий.

— Нельзя говорить «да так», — заметила Мариша. — Ребенок подумает, будто вы считаете его глупым, и обидится. А вообще, я сейчас читаю английские сказки в оригинале.

Ошеломленный Роман вернулся в кухню, где Максим Максимыч жевал хлеб с салом.

— Умная у вас дочка.

— Четвертый класс, пора уже умнеть, — сказал англичанин с едва уловимой гордостью.

— По-моему, она не в нашей школе учится.

— Не приведи Господь. Маришка учится в толковой гимназии.

Очевидно, Максим Максимыч не без оснований полагал, что компания Эткиндов, Хидиятуллиных и Михеевых погубит его дочь.

У англичанина созрел заключительный тост.

— Смутные дни на то и смутные, что они приводят в замешательство, — начал издалека Максим Максимыч. — Турция, Сирия, Америка, Украина, обвал рубля — ряд длинный. Нефть дешевеет, еда дорожает, лица на улице стали злее, ожесточеннее. Ни власть, ни оппозиция доверия не внушают.