Булат Ханов - Непостоянные величины [СИ]

— Мой сын звонит мне, расстроенный, говорит, что вы на него накричали, обозвали! Егор мне никогда не врет! Как думаете, улучшится у него отношение к русскому языку?

Роман с трудом удержался от встречного вопроса, улучшится ли у русского языка отношение к Егору.

— Как я его обозвал?

— Это вы мне скажите.

— Пообщайтесь с классом. Дети подтвердят, что никто на вашего сына не кричал и никто не обзывал. А школьный устав существует для всех, и про опоздания там написано.

— Вы какой вуз закончили? Покажите диплом.

— Московский университет. Филологический факультет. Копия диплома лежит у директора. Если будут детальные возражения, всегда готов выслушать. А теперь прошу извинить, у нас совещание.

Роман закрыл ноутбук и поднялся из-за стола.

— Я вас научу уважать права детей, — остервенело произнесла Мурашова. — Я все разузнаю о вас. По судам затаскаю.

— Составляйте петицию. Обращайтесь в Страсбург. Всего доброго.

Внутри все клокотало. Роман будто отстоял честь русского языка и литературы на глазах у классиков на портретах — сплошь дуэлянтов, картежников, заядлых спорщиков.

В кабинете ОБЖ, где проводились совещания, ничего не изменилось, разве что манекена в противогазе повысили. Вместо сержантских лычек на его погонах красовались лейтенантские звездочки. Роман снова сел за парту с классным руководителем 6 «А», татаркой, имени которой не запомнил. Она справилась относительно своих подопечных и отдельно — насчет Эткинда, который за неполную неделю вывел из себя двух учителей: по физкультуре и по химии. Роман заверил, что все отлично.

Директор начал совещание с зачитывания нормативных актов. Всех повеселил запрет на пользование мобильниками во время уроков.

— Марат Тулпарович, как быть, если ученик раз за разом достает телефон, а двойка за поведение его не пугает? — спросила Лилия Ринатовна, учительница по русскому, помогавшая Роману с программами.

— Забирайте телефон. Вы имеете полное право отнять его и выдать только родителям.

— Кулаками отбирать? — поинтересовался Максим Максимыч. — Может, в полицию звонить?

— Не удается забрать — вызывайте родителей. Доведите запрет до них. Пусть работают со своими детьми.

Судя по лицам Лилии Ринатовны и Максима Максимыча, ответ их не удовлетворил.

Затем директор объявил, что в следующую субботу РОНО организует для сотрудников школы поездку на остров-град Свияжск, и велел никому не пропускать мероприятие. В речи прозвучали окаменевшие словосочетания «дружный коллектив» и «культурное событие», ассоциировавшиеся с чем угодно, только не с культурой и дружбой.

После совещания Роман рассказал Максиму Максимычу о взбалмошной Мурашовой. Англичанин закатил глаза, хлебнул чаю и изрек:

— Не подумай, что я за лагеря, за массовые расстрелы и все такое. Ненавижу, когда посягают на мою свободу, и поэтому не посягаю на чужую. Но тварей, которые чуть что качают права, требуют документы, грозят судом, тоже не выношу. Считаю, что с каждым надо пытаться по-хорошему все уладить, потому что с порядочным человеком можно любой конфликт словами разрешить. Ведь так? А эту юридическую муру про суды стоит подключать, если только перед тобой законченный негодяй или совсем невменяемый тип.

— У нее юридическая терминология пополам с базарной руганью, — сказал Роман.

— С боевым крещением, — похлопал его по плечу англичанин. — Родительский наезд — неотъемлемая часть учительской профессии.

Любопытно, как Максим Максимыч расценил эпизод в трактире, когда Роман затребовал с зарвавшегося персонала запись с камеры? Тоже как качание прав?

Печально я гляжу

На перемене к молодому специалисту подошла Энже Ахатовна, классный руководитель 8 «А», и сказала:

— Роман Павлович, подпишите, пожалуйста, бумаги по вступлению в профсоюз. Все учителя вступают.

Членство стоило двести рублей каждый месяц — один процента от зарплаты. И взамен ничего. Ни защиты прав рабочих, ни требований увеличить жалованье, как положено в профсоюзе.

По завершении занятий Роман столкнулся с директором на первом этаже. Марат Тулпарович возвращался из крыла начальной школы. Кратко справившись о делах, он добродушно порекомендовал избегать крайних мер в борьбе с опозданиями, а именно исключить стихи и песни.

Мурашова все-таки донесла.

— Ставьте в дневник двойку за поведение, — сказал директор. — Если опоздания войдут в привычку, пишите докладную на мое имя. Разберемся.