Ирина Шатырёнок - Жить будем потом

— «Наши» порции известны, знаем, вылакать стакан, два. На Западе выдержанный виски смакуют глотками, скоро и к нам такая мода придет. — адвокат мягко улыбнулся.

— Виски, говоришь, — Серж выпил, сморщился, — один мой знакомый такое вонючее «виски» гнал дома.

Гость не подал виду, сидел с каменным лицом. «Кто слил Петриле, болтун Владик?»

— Свои работают источники, — продолжил хозяин.

«Как будто читает мои мысли».

— Красиво работаете, чисто, но провинциально, слышал, собрались в сто­лицу, могу черкнуть одному хорошему человеку, отмазал когда-то от червон­ца, большой авторитет. За знакомство, кто знает, может, еще вам пригожусь, Серж. — адвокат смотрел не мигая прямо в глаза. — Душно, — вытянул шею, нервно затеребил на горле галстук-бабочку.

Серж не любил прямого взгляда, что-то было в нем оскорбительное, сам смотрел в сторону, не выдавал своего настроения или намерения.

Адвокат чиркнул зажигалкой, поднес близко к лицу собеседника старин­ный портсигар с вензелем, опустил взгляд в пол, голос его задребезжал, как у блеющей овцы.

— Угощаю.

Серж прикурил, взял из рук владельца портсигар, оценил его тяжесть, золотая вещица соблазняла матовым цветом червонного золота.

— Дарю, мне вас рекомендовали, — продолжил адвокат. — Доставите в Москву посылочку, почта, знаете, не всегда аккуратно работает, в дороге может потеряться. Вас встретят, получите приличный гонорар, намного боль­ше этого, — он кивнул в сторону двух брошенных на полу мешков. — Там как пойдет, останетесь довольны.

...Владик ничего не понял: на крыльцо подъезда вышли двое, в темноте разглядел Петрилу. Черт бы его побрал, миролюбиво разговаривал с Сержем. Что произошло в квартире адвоката, ничего доподлинно не известно. Серж отмолчался, но с того вечера пользовался старинным золотым портсигаром с вензелем, украшенным мелкими камешками. Антикварная коробочка смугло поблескивала золотом. Хозяин хранил в портсигаре паспорт, деньги, очень удобно щегольски потрясти перед удивленной мордой гаишника, небрежно сказать:

— Не курю, бабушкино наследство.

Имя «Зойка» было начертано на судьбе Сержа: легкомысленная, красивая, сероглазая, каштановые волосы высоко схвачены в веселый хвост, так и хоте­лось сзади дернуть. Она упала ему спиной прямо в руки из двери перепол­ненного автобуса. Серж ждал на остановке свой автобус, стиснутые в салоне люди стали приходить в движение, давка — обычное дело вечером, все едут с работы, кто покрепче, активно работает руками, ногами. Зойка висела на ступеньках, чуть дышала, спрессованная толпа пошла враскачку, ее первую, как из тюбика, выдавили из душного автобуса. Чьи-то крепкие руки тут же подхватили ее, тонкую, легкую, и поставили на асфальт.

— С приземлением! Не очень вас помяли, вы девушка хрупкая?

Услышала насмешливый незнакомый голос, обернулась. Коротко стриже­ный молодой человек, фигура крепыша-спортсмена, скорее футболист, широ­ко улыбнулся ей, обнажив металлическую фиксу.

— Зоя. А вас как зовут? — бойко ответила девушка, приглашая продол­жить разговор. Она улыбнулась, показав во рту в верхнем ряду ровных зубов такую же металлическую коронку.

— Надо же, Зоя, мы с вами как родные, какие понты! Кто зуб выбил? — удивленно поинтересовался Серж.

— Давай на ты, я еще не старая, — хохотнула Зоя, — от нехватки йода, все мое детство прошло на Сахалине.

— О-о, какая даль! — присвистнул Серж.

Зойкины родители Ачкасовы пятнадцать лет вкалывали на шахтах Саха­лина, во всем себе отказывали, копили деньги.

— Пахали как черти, подкалымили раннюю пенсию с выслугой, коэффи­циентом, — каждый раз вспоминал отец Зойки, — для тебя единственной.

Лелеяли мечту: вернуться на материк с кругленькой суммой в банке. Раз в три года семья приезжала в родной городок в отпуск, присмотрели двухэтаж­ный кирпичный дом в районе кладбища, купили. Отец Зойки не собирался на пенсии выращивать помидоры. Пристроил к дому две комнаты, органи­зовал швейную мастерскую, закупил оборудование, восемь швей строчат на машинках, дело пошло. Официально шили рабочую одежду, не по наклад­ным — модные джинсы, куртки, настоящая фирма, не отличишь, аккуратные швы, строчки, материал и пришитые импортные лейблы.

Зойка не хотела учиться, не было особой тяги, получила школьный атте­стат с нарисованными средними оценками. Мать три года обшивала мону­ментальную директрису, статью похожую на памятник. Классную ублажала богатыми подношениями и липовыми справками от уроков физкультуры и труда. Все лето после экзаменов Зойка провалялась на диване, радуясь пол­ной свободе, листала модные журналы, пропадала на дискотеках, в клубах, на городском пляже, домой приползала усталая, спала до обеда.