Мария Воронова - У тебя есть я

Рогачева энергично кивнула.

– А как вы собирались туда попасть, если у вас нет ключей?

– А действительно? – Она развела руками и улыбнулась: – Честно говоря, я так испугалась, что вы увидите беспорядок, что ни о чем другом уже не думала. А вы не умеете разве пользоваться отмычками, как в фильмах?

Зиганшин фыркнул:

– Вы слишком хорошего мнения о нас, Маргарита Павловна. Слушайте, но не бывает же так, что у замка всего один ключ. Напрягите память, может, лежит где-нибудь дома…

Просияв, Маргарита сказала, что один экземпляр должен быть у соседа снизу. Костя оставлял на случай, если вдруг прорвет батарею или что-то в этом духе.

Отправились к соседу снизу. Сначала решили обойтись без лишнего официоза, Маргарита позвонила в домофон, представилась и попросила ключ, но сосед в грубых выражениях заявил, что уполномочен выдать ключи только и исключительно Константину Ивановичу, а никакой не жене, которая наверняка не жена, а мошенница или воровка.

Пришлось вступить Зиганшину, но и то прошло четверть часа, прежде чем сосед, хмурый небритый мужик в засаленном спортивном костюме, выдал ему ключ.

Известие о смерти бывшего соседа не произвело на мужика сильного впечатления. Пробормотав: «Ну все там будем», он скрылся было в своей квартире, но тут же выскочил обратно на лестницу и крикнул, что ключи передал при свидетелях, теперь с него взятки гладки.

– Да, да, конечно, не беспокойтесь, – улыбнулась Маргарита.

Увидев железную дверь и внушительный замок «Цербер», Зиганшин порадовался предусмотрительности Рогачева. Без ключей они сто лет штурмовали бы эту блочную цитадель.

Пока открывал, мелькнула мысль, что Константин Иванович не давал жене ключи потому, что водил сюда женщин. Наверняка оставил красноречивые свидетельства своих измен, Маргарита увидит и расстроится.

Но ничего подобного – в крошечной квартирке царил нежилой дух. Маргарита напрасно боялась – грязи тут не было, даже пыль из-за плотно закрытых тяжелыми шторами окон лежала совсем тонким слоем. В маленькой комнате стоял диван-книжка с деревянными подлокотниками, накрытый клетчатым шерстяным пледом, простой письменный стол с медными кольцами вместо ручек на ящиках и громоздкий платяной шкаф из полированной ДСП – пик моды и мечта пятидесятилетней давности.

В проходной комнате на стене висел ковер с психоделически пестрым восточным рисунком – тоже дань давно ушедшей моде, стояла какая-то куцая мягкая мебель и конечно же «стенка» с непременным хрусталем, тусклым и серым от многолетней неподвижности.

В целом квартира выглядела, как музей быта эпохи застоя, когда он уже совсем сгустился, но еще не посыпался, и чувствовалось почему-то, что хозяева были люди небогатые, но вещи любили и судорожно приобретали их не по необходимости и даже не в охотку, а напоказ, потому что надо, чтобы как у людей.

Зиганшин отогнул пыльную штору и взглянул в окно. Напротив точно такой же дом, а вот окна точно такой же квартиры, как эта, и там сорок лет назад наверняка такая же стенка стояла на этом же самом месте, и напротив – аналогичный диван, и цветной телевизор, и книги на полках тоже одинаковые, приобретенные по талонам на сданную макулатуру – все как у всех. Грустно, должно быть, жилось талантливому пареньку Косте Рогачеву в этой уравниловке.

Молоденький опер заглядывал в ящики и шкафы, Ямпольская писала протокол, а Зиганшин просто наблюдал, время от времени улыбаясь Маргарите, которая с потерянным видом сидела на табуретке.

В шкафу висело несколько платьев, принадлежавших матери Рогачева, в стенке нашлась пачка документов, где свидетельства о рождении и смерти мешались со старыми квитанциями за коммуналку. Немного книг, от долгого стояния на полке будто слипшихся между собой, страницы их пожелтели и пахли старой бумагой. Оперативник пролистнул эти книги, но все напрасно, – томики не хранили в себе даже засушенного цветка.

В тумбе под телевизором обнаружилось несколько альбомов с фотографиями: очень старых, в коленкоровых обложках и с плотными голубыми листами, на которые снимки следовало наклеивать с помощью специальных уголков. Зиганшин посмотрел: все альбомы были посвящены матери Рогачева, красивой женщине с тяжелым жадным взглядом, и только в конце последнего обнаружилось несколько фотографий маленького Константина Ивановича. Вероятно, свои школьные и институтские фото он перевез к жене.

Зиганшин вышел в кухню, заглянул в белые пластиковые шкафчики, ничего там не обнаружил, кроме старой посуды, зачем-то сунул голову в духовку, встав на табуретку, потыкал в окошко вентиляции и, конечно, ничего не нашел, только присыпался сажей.