Бронислава Бродская - Мне хорошо, мне так и надо… [СИ]

Полный сил и здоровья, Боря ровно в 60 лет ушёл на пенсию. «Всё, надоело! Буду теперь отдыхать». Дело, конечно, было не только в желании заслуженного отдыха. Началось смутное время, оборонка ужималась, шефская помощь оказалось ненужной, все ходили под страхом сокращений. Инженером Боря так и не стал, должность его перестала цениться, что ещё ему было делать? Ждать пока уволят? Дача у него уже была, машина тоже, его личные запросы были совсем скромными, ребята подросли, он решил, что его максимальной пенсии им хватит. Пенсионерская жизнь его устраивала как нельзя лучше, машину от отдал Коле, поездки по запруженным улицам казались ему утомительными, за рулём он напрягался, уставал, злился на себя и на людей. Да и куда ему было ездить? В магазин? На дачу? Так это только два раза в год: туда и обратно. Самому проезжать 300 километров? Ужас! Незаметно это стало Колиной обязанностью. А что? Машину получил? Ничего, не развалится, почему бы и не отвезти родителей? Коля, всегда занятый и серьёзный, особо не возражал. По шесть месяцев на даче — вот это был рай: размеренный режим и спокойствие. Гуляли, купались, вечером телевизор, ребята приезжали, другие гости. Они с Ирой делали на зиму заготовки, варенье, компоты, грибы, заправки для супов, наливки. По наливкам он был главным, а по варенью — Ирка. Вечером вдвоём ужинали, Ира не пила, а он прикладывался к своим наливочкам, делаясь всё более весёлым и благостным, не замечая, что язык его заплетается, глаза блестят, и с ним делается трудно общаться: он не может сосредоточиться на одной теме, не заканчивает предложения, что-то сам себе неразборчиво бубнит и хихикает, ни к кому не обращаясь. Без наливки он теперь не мог обходиться, ждал вечера, чтобы, как он говорил, культурно выпить.

В Питере Ира звала его в театр или на концерт, но он всегда отказывался. Она тоже не шла, или изредка куда-нибудь выбиралась с подругой или с Аней. Почему он отказывался идти в БДТ, он знал: было лень! Ехать на метро, ждать на холоде автобус, толкаться в очереди в буфет, внимательно слушать текст пьесы. И это вместо того, чтобы развалившись сидеть на диване и смотреть сериал? Да что он враг себе? Боре вообще казалось, что все люди думают так же, но подчиняясь моде своего круга, считают нужным «тянуться к культуре», а он имеет мужество отказаться. Да, вот такой он… ленивый и гордится этим! Не надо никуда спешить, что-то кому-то доказывать, стараться соответствовать непонятно кем установленному стандарту, умничать… быть в курсе неинтересных вещей. Не надо. Это глупо, жизнь коротка и надо быть самим собой. Да, он вот такой, и что? Кто-то его осуждает за пассивность и лень? Ну да, осуждают. Друзья уехали в Америку и зовут его в гости. Да не поедет он никуда. Виза, билеты, много часов в самолёте, потом, не дай бог, по их американскому городу гулять, и зачем такая суета, ради чего в Америку ехать? Да он и в Финляндии не был. Ленив, ленив, ленив! Кто сказал, что быть ленивым нехорошо? Надо, дескать, упорно трудиться, напрягаться. Зачем? Боря исповедовал философию лени. Древние греки не перетруждались, там у них рабы работали, а свободные люди имеют право на лень. Сладкое состояние ничегонеделанья, застывание в бесцельном созерцании, нега покоя. Вот он идеал, залог здоровья, долголетия и счастья. Боря действительно так думал, но мнения своего никому не навязывал, понимал, что его идеи, мягко говоря, непопулярны.

Зимой 2004 года Ира погибла. Конец декабря, после морозов наступила оттепель, было сыро и очень скользко. Улицы посыпали песком и поливали реагентами, но по обочинам лежали острые ледяные торосы. Была суббота, Ира долго просила Борю сходить с ней в большой гастроном и на рынок. Она всё рвалась начать закупать продукты на Новый год, который по традиции они все должны были справлять у них дома. В предыдущий выходной они никуда не ходили, а в этот день, 25 декабря в субботу, пришлось идти. На рынок ехали на автобусе, долго там ходили. Набрали разных заморских закусок: мочёную клюкву из Карелии, корейскую морковь, черемшу под водку. Ирка настояла, чтобы они купили какую-то краснодарскую закуску из баклажан. У кавказцев фруктов купили, хотя это было с Бориной точки зрения, неадекватно дорого. Сумки наполнились, стали тяжёлыми и неудобными. В Ирке взыграл охотничий азарт, она перебегала от прилавка к прилавку, а Боря покорно тащился за ней с сумками, и время от времени окликал её: «Ир, хватит, ну, хватит, пойдём отсюда». Они напоследок купили парного мяса и печёнки и пошли на автобусную остановку. Ира говорила, что им ещё надо зайти в гастроном за рыбной и мясной нарезкой. Автобуса не было очень долго. Приходили другие, но не их. Замерзли, устали, сумки оттягивали Боре руки, и он поставил их на лавочку под козырьком остановки. На другой стороне широкой улицы ходил троллейбус, который, пусть это было и много дольше, тоже мог довезти их почти до дома. Троллейбус этот подходил довольно часто, и они с тоской провожали его глазами. «Может нам на троллейбус пойти», — предлагала она. «Можно, — соглашался Боря, — но надо ещё до перехода идти, думаешь, мне приятно эти сумки тащить?» И правда, до перехода было метров триста. Они оба видели, как в очередной раз на противоположной стороне троллейбус останавливается перед «зеброй». Другие машины тоже затормозили. «Побежали! Хватит ждать! Давай, Борь…» — и Ира устремилась к дороге, толкнув его вперед. Боря молниеносно подхватил свои сумки со скамейки и побежал через улицу. Боковым зрением он видел, что Ира тоже побежала, неловко спотыкаясь на каблуках. Сначала она бежала справа от него, потом отстала, но он слышал за спиной её тяжелое дыхание. Откуда показалась машина Боря не видел, потом оказалось, что из переулка шофёр повернул направо, дал по газам по пустой улице и сразу встал в левый ряд. Через секунду включился бы зелёный и он бы не успел проскочить. Боря еле успел пробежать наперерез этой машине, он её из-за автобуса, в который грузились пассажиры, не видел. Машина чуть не задела его в спину, но въевшаяся в кровь реакция спортсмена Борю не подвела, он увернулся и мощным прыжком, уже не замечая тяжести сумок, оказался на тротуаре, ловко сгруппировавшись, чтобы не упасть и не дай бог не уронить свои стеклянные банки с добром. Он услышал визг тормозов, оглянулся, уже зная, что он увидит. Машину развернуло, а Иру отбросило на несколько метров вперёд. Тело её лежало неподвижно, головой в мокрую слякоть асфальта, ноги, вывороченные под странным углом, соскочившая с руки черная варежка. Машины остановились и вокруг стали собираться люди. Боря какое-то время не двигался, потом медленно осел в снег, разжав наконец руки, судорожно сжимающие ручки сумок. Почему-то он сразу понял, что Ира мертва. Он встал и подошёл к небольшой толпе. «Пустите, это моя жена». Люди расступились, Боря подошёл вплотную к лежащей Ире и увидел кровь вокруг её головы. Машина, которая её сбила, никуда не уехала. Шофёр прижался к обочине и вышел наружу. Молодой парень, испуган, не знает, что ему делать. Боря присел на корточки и наклонился к самому Ириному лицу. Шапка её отлетела в сторону, волосы спутались, кровь в них перемешалась с чёрной липкой грязью. Появился милиционер, прикоснулся к Ириной шее. «Она жива, — повторял Боря, нужна скорая». «Уже вызвали, не волнуйтесь», — ответил милиционер. И действительно Боря уже слышал сирену. Остальное он помнил не очень хорошо. Он сидел в скорой, около носилок, Ира не приходила в себя, но была ещё жива. Умерла она уже у самой Мариинской больницы. Врач что-то говорил по рации, их встретили с носилками, но подъехали они не к главному входу отделения скорой помощи, а к задней части здания, Иру куда-то повезли, накрыв простыней. Врач его обогнал, подошёл к стойке и стал заполнять какие-то бумаги. Боря вошёл за ним следом. «Эй, мужчина, прости, что так вышло. Ты только сумки не забудь. Нам чужого не нужно», — крикнул ему вслед шофёр. Только сейчас Боря заметил, что его сумки с рынка кто-то заботливый передал в машину скорой. И Ирину сумку не забыли. Он в одурении сидел на скамейке, и врач скорой к нему подошёл: «Там у вашей жены ребра были сломаны, лёгкое, видимо, повреждено. Произошёл пневмоторакс, понимаете? Я уверен, что у неё разорвана печень или селезёнка. Вам после вскрытия всё подробно скажут. Вам это нужно будет на суде. Она умерла от обильной кровопотери. Понимаете, мы ничего уже не могли сделать. Понимаете, вы меня понимаете?» Боря понимал, но тупо смотрел на врача. «Вы меня слышите? Может сказать, чтобы вам укол успокоительный сделали? Вы меня слышите?» — доктор хотел удостовериться, что муж всё понял и он может от него отойти. «Мужчина, вам есть кому сообщить о случившемся? Дети, родственники? Сами сообщите, или надо сказать персоналу?» — доктор хотел помочь, но для него это было обыденным происшествием, случающимся каждую смену. «Да, я сам позвоню», — Боря с удивлением обнаружил, что он смог взять себя в руки. «Ирка погибла. Как глупо. Сейчас я должен буду пройти через разные неприятные формальности. Похороны, суд… а Новый год?» Боря вдруг вспомнил, что Ира собиралась в первый раз в жизни делать на праздник паштет, рецепт которого где-то вычитала. Сумки стояли целёхонькие на полу, от них пахло свежими фруктами и зеленью. Бумага, в которую была завернута печёнка, вся промокла и пошла бурыми кровяными пятнами. Борю замутило.