Александра Маринина - Горький квест. Том 1 [litres]

– Завтрашний день многое прояснит, – ответил я Назару. – Нужно быть очень внимательным, чтобы ничего не упустить и заметить все мои недочеты. Тогда за три-четыре недели можно будет внести коррективы в план основного мероприятия.

– А со вторым заданием ты определился? Сегодня днем ты еще не мог выбрать между общественным туалетом и неудачным свиданием. Выбрал наконец?

– Нет, – признался я и почувствовал себя школьником, не выучившим урок.

– Тогда бросаем монетку.

Назар полез в карман и вытащил десятирублевую монету.

– Орел – туалет, решка – свидание. Держи, сам бросишь.

Я послушно взял монетку, подбросил, поймал, разжал кулак и протянул раскрытую ладонь.

– Орел, – констатировал Назар. – Значит, пусть ищут туалет. Кстати, я с Виленом обсудил оба варианта, и он посоветовал разделить мальчиков и девочек.

– Зачем?

– Чтобы они не могли услышать, что по этому поводу думает противоположный пол, и не подстраивали свои ответы под информацию, которую они в реальной жизни наверняка не получили бы.

Я задумался. Что ж, в этом было здравое зерно. Молодец, Вилен! И молодец Вера Максимова, порекомендовавшая квалифицированного психолога.

– В целом результаты первого дня обнадеживают, – продолжал рассуждать Назар. – Из девяти человек явным образом накосячили только двое, Марина и Елена. Все остальные хотя бы сутки продержались. Если в течение вторых суток попадутся еще двое, то останется пятеро. Тебе на проект вполне хватит.

– А те двое, которые напились? Тебя не смущает?

– Абсолютно нет. Молодые люди, пьющие дешевое вино, это стандарт поведения в нашей стране в семидесятые годы. А вот те, кто не пил, считались чудаками или вообще придурками. Даже спортсменам поблажки не было, попробуй скажи, что у тебя режим, – засмеют. Наркотики – да, для молодежи в то время они были недоступны, а спиртное – литрами, хоть залейся. Так что если наш поэт Цветик и Оксана покажут себя завтра с хорошей стороны, то я бы советовал их оставить. Тем более твой родственник, как я понял, сильно этим делом увлекался. Я думаю, нетрезвый мозг и измененное алкоголем состояние могут оказаться тебе полезными.

Я не мог не согласиться. Действительно, старший сын Зинаиды Лагутиной, Владимир, с трудом окончил институт, работал на какой-то мелкой и незначительной должности, много пил и умер в 26 лет от кардиологического заболевания. Разумеется, в первоначальной версии записок, прошедших цензуру, о пьянстве Владимира сказано не было, а вот в американской версии, более поздней, Зинаида об этом упомянула.

– Ты сам-то как себя чувствуешь? – заботливо спросил Назар.

– Нормально.

– Таблетку принимать будешь?

– А куда деваться? – Я горестно вздохнул. – Я должен продержаться еще двое суток. Потом можно будет сделать перерыв до основной сессии.

– А потом опять целый месяц принимать препарат ежедневно?

– Придется.

Назар сочувственно покачал головой.

– Опасно ведь, Дик.

– Сам знаю. Но рисковать не могу.

– Ой, можно подумать, что, принимая эти таблетки, ты не рискуешь!

– Ну, там последствия отдаленные, они наступят еще не завтра и даже не послезавтра. А мигрень может в любой момент выпрыгнуть из-за угла и испортить весь проект. Знаешь, Назар, если у меня все получится, если проект даст нужный мне результат, который позволит заткнуть все дыры, и я напишу исследование и получу премию Уайли – Купера, то черт с ними, с последствиями, пусть они наступают. Если успеют, конечно, – улыбнулся я. – А то я ведь могу и не дожить до них. Но если доживу, если они действительно наступят, то я прошу тебя: сделай так, чтобы об этом все узнали. Последствия подтвердят мою правоту, а также порочность работы моего дальнего родственника Энтони. Если я умру обезумевшим старцем с разрушенной личностью, это должно послужить хорошим уроком и неопровержимым доказательством.

– Еще не факт, что я сам до этого доживу, – рассмеялся Назар. – Но мы с тобой потом обсудим организационные моменты, подумаем, как обеспечить выполнение твоей воли. А сейчас давай-ка расходиться, нам завтра нужны наши мозги отдохнувшими и в рабочем состоянии.

Назар ушел к себе, а я выпил таблетку и собрался ложиться в постель. Уже открыв дверь в спальню, не совладал с соблазном и отправился в кабинет, где на столе громоздились папки с распечатками набранных на компьютере рукописей, написанных на русском языке, и их переводов на английский. На одних папках красовалась надпись «Ульяна Кречетова», на других – «Зинаида Лагутина, СССР», на третьих – «Зинаида Лагутина, США», были и папки «Ульяна Лагутина». Но меня интересовала всего одна папка, самая тонкая – та, которую я получил благодаря неописуемой любви Зинаиды к деньгам.