Карел Мисарж - Окраина

Поэтому, когда приятель открыл вечеринку, подняв вопрос, давно интересующий обоих юношей («интересующий» — слишком слабое выражение для их долгих ночных раздумий и разговоров о недавнем замечательном предложении деканата), Франтишек отозвался уклончиво. Приятель откупорил бутылку красного вина, разлил по красивым рюмкам с ножками, тоненькими, как стебли цветка, и, подняв свою, повернулся к Франтишку:

— За то, чтоб ты принял правильное решение!

— За сегодняшний вечер, — возразил Франтишек под звон рюмок: он заметил, что морщинки вокруг губ учительницы приняли положение, предвещающее недовольство.

— Не хочешь об этом говорить, — усмехнулся приятель. — Но ведь ты не можешь ничего иметь против того, чтоб я сказал нашим гостьям, что мы отмечаем не только зачет, но и твои надежды на ближайшее будущее!

Франтишек, немало удивленный тем, что разговор повернул на его личность и на его дела, пробормотал, что вообще-то отмечать нечего, так как, во-первых, ему еще ничего не предлагали официально, а во-вторых, он и сам не знает, примет ли это предложение, — до сих пор ему и в голову не приходила возможность работать в столице, да вдобавок в своем же институте.

— Поговорите, поговорите об этом, — вмешалась учительница. — Мы вам мешать не будем. У нас ведь свои проблемы, — обернулась она к девушке Франтишка, чем и вызвала первую тягостную паузу в разговоре.

Похоже на то, что Франтишку не так-то легко будет выплатить свой долг за квартиру — ведь именно такого поворота разговора он и хотел избегнуть. Он прекрасно понимал, как может чувствовать себя учительница с десятилетним стажем среди студентов на десять лет моложе ее и без всякого стажа; и он попытался разрядить напряженность открытием, что вот, мол, скоро рождество и зимние каникулы…

Но девушка Франтишка заинтересованно подняла сонные веки и, прежде чем заявить: «А вот меня это как раз и интересует», помедлила ровно столько, сколько потребовалось бы для произнесения слов: «Что вы, мадам, какие могут быть у нас с вами общие проблемы?!»

Оставалось только пояснить загадочный тост приятеля, что невольно отстраняло учительницу от участия в разговоре.

— В деканате мне предложили остаться ассистентом на кафедре. Не знаю. Это так неожиданно. Я-то представлял свое будущее несколько иначе.

— Но что же тут раздумывать?! — Сонливость мигом соскочила с лица Франтишковой девушки. — Я знаю студенток, они готовы замуж пойти, учебу бросить, родить ребенка, двух, трех, четырех — только б остаться в Праге!

Тут уместно заметить, что за все время существования пражских высших учебных заведений среди студентов не бывало еще такого нежелания покидать столицу, как в пятидесятые годы нашего века. Быть может, это объяснялось нежеланием разрывать узы дружбы, страхом перед одиночеством.

— Что ж, значит, я другого мнения, — пожал плечами Франтишек. — И вообще, сегодня мы этот вопрос не решим. Тем более что пани… — Франтишек, как вычислительная машина, в долю секунды нашел правильное обращение, — пани учительницу, боюсь, вряд ли могут занимать мои проблемы…

Не слушая уверений в обратном, он снова наполнил рюмки и быстро перебрал несколько пластинок в поисках нужной.

Во времена, когда танцевальная музыка в исполнении оркестра Карла Влаха звучала по радио один-единственный разок в неделю, да и то лишь полчаса, во времена, когда молодежные культбригады не знали других песен, кроме «Ехал Франта мимо садочка», «Go home, Ami, Ami, go home» [38], «Солнце скрылось за горою» и «Слава шахтерам, слава», песни из музыкальных спектаклей, еще не получивших название «мюзикл», таких, как «Сто дукатов за Хуана», «Прятки на лестнице» или произведения Ежека {57}, были неизменным аккомпанементом домашних вечеринок.

Прелестные песенки о любви, которая «средь танца цветок срывает померанца», и о благоуханных цветах шафрана понеслись из радиолы и быстро заглушили слова, под которыми могли таиться коварные камни преткновения. Томная музыка смазала разницу в возрасте, которая чуть было не испортила хорошее настроение. Вечеринка приобрела даже какой-то стиль, если, конечно, позволено говорить о стиле там, где не умеют различать вина по худшим, лучшим и великолепным маркам, а знают только, что вино — оно и есть вино. Элемент стиля внес приятель Франтишка, обнаружив у отца в шкафу — компания тем временем перебралась в зеленую гостиную — бутылку украинской горилки, на дне которой лежал стручок огненно-красного перца, а в холодильнике нашлись банки с крабами и устрицами. Все залюбовались пестрыми этикетками, украшенными причудливым орнаментом, французские слова на них были похожи на экзотических бабочек.