Карел Мисарж - Окраина

— Отче, опомнитесь! — зашептал ему вахмистр Форман, кивая в сторону верующих, обступивших тем временем трактор «ЛАНЦ-БУЛЬДОГ», прицеп и супружескую кровать, чьи оббитые спинки, боковинки и доски еще покоились в жгучих объятиях крапивы. Потрясенный пораженчеством отца францисканца, вахмистр продолжал, но этих слов уже нельзя было расслышать:

— Мы не одиноки, а заграница этого так не оставит!

Как оказалось, кивки вахмистра были вполне уместны, однако, увы, несколько запоздали. Обе барышни Грудковы явно уязвлены до глубины своих стародевических душ, безраздельно устремленных к Христу. Они так похожи друг на друга, эти две серые мышки, что сегодня, столько лет спустя, очень трудно сообразить, которая из них сказала с раздражением:

— Так, по-вашему, отче, все это были сказки?!

А которая с сахаринной приторностью, вполне гармонирующей с бледно-голубыми небесами над Лурдской часовней, с лицемерием, столь характерным для сестер-мирянок третьего ордена св. Франциска, подхватила:

— А я-то при каждом воздвижении молилась о чистоте рук патера Бартоломея!

Трудно уловить внутреннюю связь между этими двумя возгласами. Да ее, пожалуй, и не было; если же и соединяли их какие-то таинственные узы, то обнаружить эти узы могли только сами старые девы; а может быть, существовала и еще некая нелогическая связь, объединявшая в тот миг загорелого вахмистра, двух сестер, квардиана, трактор с прицепом, швейную машинку, кухонный буфет, машиниста маневрового паровоза и Франтишка.

— Заграница, заграница! — вступает со своей импровизацией отец Франтишка. — Спросите лучше у заграницы, куда мне теперь все это девать? Кого за границей интересует, что мы годами живем хуже скота?

Так по свойственному ему обыкновению отец Франтишка тремя фразами разрушил мечту малодушных о сладостной чужбине, этой волшебной палочке, этом заклинании.

Много уже было писано и говорено о том, чем разные заграничные радиостанции во времена второй мировой войны подбадривали чешские душеньки, но мало о том, до чего романтичными представлялись поля всемирной бойни тем, кто, укрывшись за городьбой патриотических фраз, цитированных выше, выжидал «грядущий час», когда какой-нибудь благодетель «из-за границы» — ангел или еще кто — постучит в ворота часто упоминаемых нами неприступных твердынь и преподнесет на серебряном подносе «власть над судьбою твоею в руки твои, о народ чешский». И то, что сказал отец Франтишка в добавление к короткой полемике с вахмистром, вовсе не было проявлением неблагодарности.

— А вы… — начал было он, да запнулся, не зная, как ему теперь величать квардиана. — Вы правы, пан, здесь и впрямь места много. Для сказок там или нет — это уж ваше дело, но все равно спасибо вам. В Уезде тоже места хватает, да не про нас.

— И все-таки я говорю о сказках, — стоял на своем священник. — Потому что ничего этого, — он обвел широким жестом тоненькую башню над унылым, неромантическим краем, часовню, искусственную Лурдскую пещеру, другую часовню с мощами святого Юстиниана, — ничего этого Христу не нужно. Но именно ради этого мы дали ему восстать из мертвых и увенчали святым сиянием из фольги…

— Давай грузи матрац, и поехали, — обращаясь к Франтишку, перебил квардиана отец, помахал на прощание барышням-мышкам, загорелому Форману, всему монастырю и пустился в путь, у которого только один изъян, что он не последний.

Встретили по дороге возчика Беднаржа. Этот тоже трудился, несмотря на праздничный день, только, как нам кажется, на ниве более полезной, чем уездные «соколы». Беднарж укатывал поле. Отец Франтишка остановил трактор и с удивлением констатировал:

— Вот это да! Сколько лет работали, а никому и в голову не пришло!

А речь-то, в общем, о мелочи: Беднарж усовершенствовал обычное навесное приспособление из трех валиков, приладив еще три, чем вдвое расширил полосу укатываемой земли. Да, скромно начинали рационализаторы в сельском хозяйстве! А так как любимыми предметами Франтишка станут впоследствии математика и начертательная геометрия, то из его памяти никогда не сотрется это первое увиденное им в жизни усовершенствование.

— А вы поторопитесь с этим делом. — Беднарж, указав на прицеп, кнутовищем стал чертить на светлой весенней почве квадрат, прямоугольник, круг, опять квадрат. — Сюда я бы поставил швейную машинку, буфет сюда вот, ну а уж кровать, как полагается, в спальню…

Сцена действительно комичная. Поле, которое сейчас укатывает Беднарж, впоследствии разобьют на участки. Участки? Ну да, для тех, кто хочет строиться. После всего, что мы сообщили о Жидовом дворе, Новых домах и даже Казарме, читатель наших дней мог бы ожидать, что желающие строиться так и хлынут расхватывать участки. Как бы не так! Поведение нашего рационализатора побуждает нас к известной сдержанности. Вот он затер ногою свой чертеж и, как подобает представителю класса, недавно взявшего власть, выпрямился.