Эка Курниаван - Красота – это горе

– Дорогая, ляг со мной.

В голосе его звенело отчаяние.

Аламанда мотнула головой и отвернулась, собираясь лечь в постель. Шоданхо облапил ее сзади, разорвал на ней пижаму. Не успела Аламанда опомниться, как он повалил ее на кровать и, сбросив с себя одежду, оседлал ее. Та отбивалась, отталкивала его изо всех сил, но Шоданхо держал ее железной хваткой, исступленно целуя, тиская грудь.

– Это насилие, Шоданхо! – взвизгнула, пытаясь вырваться, Аламанда. Но Шоданхо не отпускал ее, исследовал каждый уголок тела. – Шоданхо, сатана проклятый, дьявол, мерзавец, только попробуй – сломаешь копье о мой железный щит! – крикнула Аламанда и прекратила сопротивляться, позволив Шоданхо впустую ласкать ее.

Шоданхо дал себе полную свободу, вообразив, что по-настоящему владеет женой. И наконец излил он семя на железный панцирь, и перекатился на край постели, отдуваясь, весь в бисеринках пота. И затих на мгновение, а Аламанда смеялась про себя над его глупостью, торжествуя победу и месть. Гневно глядел Шоданхо на ее лоно; от ударов о железо все у него ныло. Скорчившись от боли, заплакал он жалкими слезами унижения:

– Сколько бы я ни обладал тобой, не носить тебе под сердцем дитя. Будь проклято твое чрево! – Он встал, оделся и вышел из спальни жены.

Но Аламанда ошибалась, думая, что Шоданхо сдастся, примет наказание, что она ему приготовила. Однажды, когда она стояла нагая в ванной, за надежно запертой дверью, положив на краешек ванны заговоренное белье, что-то обрушилось на дверь с нечеловеческой силой и ввалился Шоданхо. Не успела Аламанда и руку протянуть к защитному белью, как Шоданхо вцепился в него мертвой хваткой. Раненой тигрицей взвыла Аламанда, но Шоданхо взвалил ее на плечо, как тогда, когда нес ее, бесчувственную, сквозь джунгли. Он выволок Аламанду из ванной, а она металась и молотила его кулаками по спине. Двое слуг подсматривали из кухни сквозь дверную щелку, дрожа от страха.

Шоданхо принес Аламанду в свою спальню, так и не ставшую их общей, швырнул на кровать и запер дверь.

– Будь ты проклят, Шоданхо, – сказала Аламанда, стоя на кровати, вжавшись в стену. – Как смеешь ты насиловать жену?!

Ничего не ответил Шоданхо, а молча разделся и уставился на Аламанду взглядом похотливого самца. Аламанда, почуяв опасность, еще сильней вжалась в стену, но Шоданхо схватил ее, повалил на кровать.

Они сцепились, и началась борьба – борьба мужчины, одержимого похотью, и женщины, защищающейся от нежеланной любви. Аламанда крепко сжала бедра, но Шоданхо сокрушил и этот последний рубеж – могучим коленом раздвинул ей ноги, и случилось неизбежное. Под конец изматывающей битвы Аламанда прорыдала: “Будь ты проклят, изувер, сатана!” – и лишилась чувств. Шоданхо отделался парой ссадин на лице, а у Аламанды нестерпимо ныл низ живота.

Не знала она, долго ли пробыла без чувств, очнулась лежа на спине, без одежды, руки-ноги привязаны к четырем столбикам кровати. Аламанда рвалась, но веревки были крепки, лишь запястья и лодыжки заболели.

– Что ты со мной сделал, насильник, дьявол? – взвилась она, увидев у постели Шоданхо, полностью одетого. – Если нужна дыра, сойдет и корова, и коза.

Шоданхо улыбнулся впервые с тех пор, как вынес ее из ванной, и ответил:

– Теперь буду тебя иметь когда пожелаю! – И вышел, а Аламанда билась и сыпала ему вслед проклятиями.

В тот день Шоданхо поручил мастеру починить сорванную с петель дверь ванной, а железное белье Аламанды бросил в колодец. Дико сверкая глазами, велел он слугам молчать. Аламанда, обессилев от попыток вырваться, плакала безутешно и жалобно. Много раз наведывался Шоданхо в комнату, где томилась Аламанда, и обладал женой, как в медовый месяц, без устали, каждые два с половиной часа. Он радовался, как ребенок новой игрушке, и все меньше волновало его сопротивление жены.

“Даже если бы я умерла, – обреченно думала Аламанда, – клянусь, он бы и в могиле меня в покое не оставил”.

Весь день пролежала Аламанда связанная, и с утра до вечера насиловал ее Шоданхо. После полудня принес лохань с теплой водой, смочил полотенце и обтер Аламанду бережно и любовно, как фарфоровую вазу, хрупкую и драгоценную. И вновь овладел ею, затем опять искупал, – так тянулось довольно долго. Нежная забота мужа не тронула Аламанду. Когда он принес ей обед, она стиснула зубы, Шоданхо разжал ей челюсти и сунул в рот немного риса, Аламанда выплюнула рис ему прямо в лицо.

– Ешь, а то мне противно будет заниматься любовью с трупом, – сказал Шоданхо.