Кристоф Оно-ди-Био - Сирена

Профессоре закрыл книгу и печально улыбнулся. Разговор, однако, был не кончен.

— А этот храм, кстати, так никто и не нашел? — поинтересовался стилист.

— Надо полагать, что нет… И вовсе не потому, что не искали, — снова заговорил профессор. — Поговаривают даже о некоем тайном обществе, объединявшем всех, испокон веков одержимых поисками этого мифического места.

— А как оно называлось?

— Общество любовников Сирены. Говорят, в нем состоял Нуреев. Не потому ли он поселился здесь? Тайна.

— Мой муж размечтался, — сказала хозяйка дома. — Это подстегивает его стариковские чувства.

Как я его понимал… Бескрайний синий простор, пронзенный двумя клыками напротив нас и скрывавший, должно быть, немало подводных гротов, действительно как нельзя лучше располагал к эротическим грезам.

— Ты же знаешь, что моя сирена у меня уже есть, — отозвался он, бросив на нее выразительный взгляд, полный нежности.

Она улыбнулась ему. Они были красивы оба. Я покосился на Пас. Она скучала.

Изабелла, должно быть заметив это, предложила искупаться. Маски и ласты желающие могли взять в лодочном сарае.

— У меня еще вопрос, — решилась американка.

— Джоан, так жарко…

— Только один последний вопрос, Изабелла. Вы идите, мы вас догоним. — Она запустила пальцы в волосы. — Что они, собственно, искали, эти любовники Сирены? Ведь не просто грот?

Никто не двинулся с места. Профессоре счел, что может продолжить.

— Верно. Они искали нечто, чем якобы обладали сирены и чему нет цены. Куда лучше всех секретов любой исключительной Камасутры. — Старый эрудит выдержал паузу. Глаза его блестели. — Если вчитаться в текст «Одиссеи», понимаешь, что не только мелодичное пение сулили сирены Улиссу. Тот, кто его слышал, говорят они, «вернется домой восхищенным и много узнавшим». А что они знают? Ὅσσα γένηται ἐπὶ χθονὶ πουλυβοτείρῃ: «то, что на всей происходит земле жизнедарной»… [18] Гомер. Одиссея. Песнь XII. Ст. 191. Пер. В. Вересаева.

— Они обладают даром знать будущее?

— Да. и наверняка именно поэтому их боготворили и им был посвящен храм…

— Что ж, пойдем его поищем! — Воскликнул стилист.

— Да, — подхватил диетолог, возбудившийся от лимончелло, — а ну наперегонки к гроту!

— Жан-Луи, прошу тебя, — укорила его супруга.

Все слишком много выпили.

Я не помнил, куда дел сумку с плавками, и искал ее в доме, как вдруг заметил приоткрытую дверь, из-за которой просачивался яркий свет. Я тихонько толкнул ее. Комната, освещенная солнцем, лившимся в большой иллюминатор, забранный витражом, была вся покрыта темно-синим фаянсом — пол, стены и потолок. Из мебели только широкая кровать, тоже синяя. А над ней существо в человеческий рост выходило из стены. Она была видна почти до колен и, казалось, протягивала руки к спящему, чтобы он помог ей выбраться — или желая утащить его к себе. Две округлые белые груди выступали на ее теле, покрытом до того места, где тело уходило в стену, чешуей. Младшая сестра — вернее, старшая — той сирены, что я видел в винном погребке. И волосы у нее была такие же, из натуральной губки, обожженной солнцем. Окаменевший пожар.

— Обожаю прилечь здесь после обеда…

Я вздрогнул. Это был профессор.

— Кто ее сделал? — Спросил я, показывая на статую.

Его улыбка стала шире.

— Это мой друг Фабио. Замечательный художник.

Хочу ли я с ним познакомиться? Он работал здесь, совсем рядом, в деревушке Марина ди Прайя. Свою мастерскую он устроил в башне. Он знал всех знаменитостей семидесятых, которые приезжали танцевать совсем рядом, в ночной клуб, куда можно было добраться только на лодке. Профессор объяснил мне, как туда доехать, и спросил, показав на кровать:

— Вы уверены, что не хотите вздремнуть?

— Меня ждет жена.

— Вам очень повезло.

Я нашел Пас у «Марлина», где молодежь, разложив на дамбе целый урожай морских ежей, вскрывала их перочинными ножами. Оранжевая сердцевина блестела на солнце. Рядом с этими молодыми телами я чувствовал себя старым и почти невидимым. «Наконец-то ты пришел», — сказала она мне, садясь; купальник обтягивал ее горделивую грудь, которую эти юнцы, судя по их настойчивым взглядам, охотно выпустили бы на свободу.

— Идиотизм, в сущности, эти истории про сирен, — сказала она.

— Почему?

— Женщина-хищница губит мужчин своими любовными песнями. Старое как мир клише. А если вдобавок эти сирены были всего лишь putas [19] Шлюхи ( исп .). , которых идеализировали бедолаги, измученные неделями сексуального воздержания, то, честно говоря…