Юлия Климова - В ее сердце акварель

– Значит, в четыре часа у сосны? – уточнила Леся, мысленно торопя время.

– Да, – Кирилл взял ее за руку и потянул к калитке. – Давай обойдем вокруг поля; надеюсь, дорога сухая, иначе мы перепачкаемся по самые уши. Не знаешь, почему мне бесконечно хорошо с тобой? Признайся, ты свалилась с неба. Пожалуй, другого объяснения быть не может… Я не верю в Москву, в электричку, в твоего дядю, ни во что не верю! Ты свалилась с неба, и точка.

– Честно говоря, нет, – развеселилась Леся, чувствуя, как Кирилл крепче сжимает ее пальцы, будто она – неземное существо, способное с минуты на минуту раствориться в воздухе, и есть еще маленький шанс удержать ее рядом. – А дядя у меня уж точно самый настоящий…

Она замолчала, вспомнив, как похожи дома Василия Петровича и Кравчиков. Странно – да, но часто сложное объясняется простым, и сейчас совсем не хочется думать, отчего так, а не иначе. Лучше потом еще раз задать вопрос дяде.

«Василий Петрович, я пойду к Кириллу в гости, надеюсь, вы не станете возражать».

Глеб немного кривил душой: Ева интересовала его не только как пропуск в семью Кравчиков; чем больше он думал о ней, тем сильнее разгорался азарт. Девчонку Олесю в хорошие руки он пристроил («принц» наверняка уже скачет на белом коне в ювелирный магазин), теперь потянутся однообразные серые будни, и останется лишь таскаться по полям-лесам, пить горькую и спорить с бабкой Лизой. Елизавета Ильинична – женщина, несомненно, интересная и обожаемая, но по возрасту уже глубоко дремучая… Нет, куда лучше совместить приятное с полезным. И чем задачка сложнее, тем заманчивей результат.

«Да, Небесная канцелярия? Соскучились, наверное, по мне? Все в окошко смотрите: не едет ли наш бравый Амур? Наш геройский Глеб Андреевич Трофимов! Ничего, скоро увидимся…»

Правда состояла в том, что никто не имел права лишать Еву Кравчик выбора: идти ей направо или налево, любить или ненавидеть, грешить или нет. Каждый человек на земле, сталкиваясь с теми или иными предложениями судьбы, самостоятельно делает выбор и несет за него ответственность.

«А я всего лишь скромный змей-искуситель, случайно встретившийся на пути. Не аплодируйте моему коварству, что вы, что вы, это совершенно лишнее».

Глеб подавил смешок, поднялся в горку, остановился около трех дружных сосен и посмотрел на внушительный дом Кравчиков. Прятаться за редкими высокими кустарниками было удобно: они скрывали от посторонних глаз, но при этом предоставляли вполне сносный обзор.

Новые джинсы сидели как влитые, свитер модного горчичного цвета добавлял шика, коротко стриженная борода явно работала на мужественность и загадочность. Глеб посмотрелся в зеркало перед выходом и остался абсолютно доволен отражением.

«Люди, любите простых рядовых Амуров, они так нуждаются в вашем тепле… – Едко улыбнувшись, он прислонился к стволу дерева. – Интересно, как часто Ева выходит из дома? Не сидит же она часами в четырех стенах. Н-да… Не пришлось бы здесь дежурить сутками».

Глеб настроился на волну Олеси и удовлетворенно кивнул, обнаружив ее в северной части деревни – видимо, свидание затягивается, домой девчонка явно не торопится.

«Воркуйте, голубки, воркуйте, может, я попозже и присоединюсь к вам…»

Давным-давно, когда Глеб только обрел определенные способности, «волшебство» вызывало взрыв эмоций. По телу разливалось блаженство вседозволенности, от восторга кружилась голова и подкашивались ноги. Но как быстро его научили падать с небес на землю (в буквальном и переносном смысле), как доходчиво объяснили, что дарованной силой можно пользоваться лишь при определенных обстоятельствах, исключительно для достижения поставленной цели. К тому же любое «волшебство» имеет строго установленный объем и срок, не стоит тратить его по пустякам, иначе потом придется скрипеть зубами и ждать, когда все вернется на круги своя. «Бюрократы!»

За много лет Глеб так и не привык к своей белоснежной комнате, которая не имела точных координат. Небесная канцелярия, длинный коридор и двери, двери, двери… Раз – и дома, один вдох, выдох, погулял, и хватит.

В узкой казенной кровати спалось плохо, да еще раздражало тонкое вафельное одеяло и плоская подушка, умело принимающая очертания шеи и головы. Идеальность имеет свойство раздражать, а уж для Глеба это страшнейшая пытка.

И он много чего тащил в свои «хоромы» с земли, зная, что в положенный срок случится уборка, и вновь придется довольствоваться столом, стулом, книжной полкой и мятными конфетами. Глеб подозревал, что конфеты ему постоянно подкладывали именно потому, что мяту он не любил. Где начинается и где заканчивается чувство юмора Небесной канцелярии – понять сложно.