Юлия Климова - В ее сердце акварель

– Что? – Кирилл обернулся и посмотрел на мать. – Извини… Ты что-то сказала…

– Отлично, – со сдержанной улыбкой произнесла Зофия Дмитриевна и покачала головой. – Ты меня уже не замечаешь.

– Как можно, мама. Поверь, я не так ужасен, как тебе кажется! Просто задумался.

– О чем же?

– Об одной лесной фее, – весело ответил Кирилл, подходя ближе. – Все мысли только о ней.

– Боже. – Зофия Дмитриевна театрально дотронулась до виска кончиками пальцев. Кольцо, усыпанное бриллиантами, на короткий миг засияло в свете ламп, подчеркивая ухоженность рук. Лишь одно украшение, но весомое и, безусловно, дорогое. Зофие Дмитриевне никогда не изменял вкус, она умела единственным украшением произвести настоящий фурор и часто пользовалась этим приемом на различных встречах. – Ты вышел из дома на пять минут и уже успел с кем-то познакомиться? Раньше я не замечала за тобой тягу к деревенским девушкам. Или тебя уже постигло отчаяние?

– Нет, но, возможно, стрела Амура наконец-то пробила мое сердце. – Кирилл многозначительно поднял брови, затем засмеялся и направился в столовую. – У меня такое чувство, будто я не ел три дня. Ужасно голоден, к чему бы это. Хотя всему виной диетический завтрак, – громко добавил он, зная, что ирония вызовет у матери очередную улыбку. – Как же я хочу есть!

– Приехал Егор. Кажется, он отправился пить кофе, – ровно произнесла Зофия Дмитриевна, глядя в спину уходящему сыну. – Похоже, мужчины никогда не полюбят овсянку.

Распахнув дверь столовой, Кирилл сразу уловил тонкий аромат кофе. Можно было не сомневаться: Егор позавтракал яичницей из четырех яиц, бутербродом с сыром и американо. Этот набор простейших блюд брат уважал с детства и в Утятине обычно завтракал именно так, чем вызывал холодные насмешки Евы. Она никому не могла простить природной худобы и равнодушия к еде, а Егору досталось и то и другое. Красота сестры требовала постоянных диет, правильного питания, массажей и многого другого. Но нелепо, что все это внешнее совершенство доставалось неинтересному и, в общем-то, неприятному Юрию Григорьевичу Алпатову.

Мысли Кирилла устремились к Олесе – юной рыжеволосой художнице, не пойми откуда взявшейся и исчезнувшей. Она буквально растворилась в воздухе! Нет, она не производила впечатления хрупкого эфемерного создания (не все так просто в душе у «лесной феи»), но была в Олесе загадка, которую пока не удалось разгадать. «Сердце колет… зараза, будто застряло что-то», – поморщился Кирилл и понял, что уже давно стоит посреди столовой и смотрит на брата.

– Привет, говорю, – явно не в первый раз произнес Егор, сделал глоток кофе и поставил белоснежную чашку на стол. – Давно не виделись, – без особых эмоций добавил он и откинулся на спинку стула.

Виделись позавчера в офисе, но, пожалуй, Кирилл с трудом смог бы вспомнить, когда последний раз они болтали или обедали вместе на работе. Егор сразу сказал, что заниматься руководством фирмы не станет, ему достаточно и рекламного отдела, а Кирилл, наоборот, стремился к чему-то большому. Даже облегчение испытал, когда понял, что учитывать мнение брата по многим вопросам не придется, – каждому свое.

– Привет, – ответил Кирилл, пожал руку Егору и устроился на противоположном стуле, закинув ногу на ногу. – А я к речке ходил рыбалку нашу будущую проверить, но не дошел… Нынче в лесу много лесных фей, – Кирилл улыбнулся широко и добавил: – Отвлекают, дурманят, очаровывают.

– Ты их с сиренами не путаешь?

– Нет.

– Интересно, чем лесные феи отличаются от городских.

Кирилл перевел взгляд на брата, но не уловил иронии в его глазах. Впрочем, Егор не отличался щедростью на эмоции, и понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно, получалось далеко не всегда.

– Очень многим. Лесные феи, да будет тебе известно, носят тяжелые ботинки, потертые джинсы и длинные вязаные зеленые платья. Волосы у них огненно-рыжие. – Кирилл побарабанил пальцами по столу. – А еще… Их, похоже, не так-то просто забыть.

– Послезавтра много гостей будет? – сменил тему Егор.

– В два раза меньше, чем в прошлом году. Значит, о женщинах разговаривать не хочешь?

– Нет.

Кириллу показалось, что Егор поморщился, но возможно, это была лишь игра света. Прямой острый нос брата имел еле заметное искривление, тонкие губы часто поджимались и превращались в линию, а еще этот привычный тяжелый взгляд исподлобья… Иногда Егор смотрит так, что хочется сказать: «Ладно, уговорил, я пойду чем-нибудь позанимаюсь, а ты побудь здесь. Ну, если хочешь, испепели мебель или нашли парочку крепких ураганов на деревню, то есть сделай уже то, о чем давно мечтаешь». Можно бесконечно удивляться, насколько они разные.