Халед Хоссейни - Тысяча сияющих солнц [litres]

Мариам было тридцать три года, но гадкое слово «харами» по-прежнему причиняло ей боль. Она хорошо помнила, как Нана схватила ее за руки, помнила ее слова. «Мерзавка неуклюжая. Вот мне награда за все, что я перенесла. Все у этой маленькой харами из рук валится».

– А ты, – сказал Рашид девчонке, – просто «мерседес». Новенький сверкающий «мерседес». Только, – он поднял перемазанный в жире указательный палец, – за «мерседесом» нужен уход. Хотя бы из уважения к красоте машины и искусству производителя. Кто-нибудь может сказать: сумасшедший, дивана , жены для него вроде автомобилей. Только я ведь не всерьез. Просто сравнение уж очень удачное.

И Рашид положил обратно на тарелку шарик риса, который только что скатал. Взмахнул рукой.

– О мертвых плохо не говорят, тем более о шахидах. Так что скажу со всем моим уважением: они, то есть твои родители (да простит их Аллах и даст место в раю), очень уж много тебе позволяли. Извини за прямоту.

От Мариам не ускользнуло, с какой ненавистью девчонка взглянула на Рашида. Сам-то он ничего не заметил.

– Это все теперь неважно. Главное, я твой муж и обязан блюсти не только твое доброе имя, но и наше , то есть честь и гордость нашей семьи. Это мой долг. И я об этом позабочусь. Ты ведь – царица, малика , а этот дом – твой дворец. Мариам выполнит любое твое пожелание, только попроси. Ведь так, Мариам? А если взбредет на ум что-нибудь особенное, я все сделаю. Такой вот из меня муж. Взамен прошу только об одном. Не смей выходить из дому без меня. Только и всего. Просто, правда? Если тебе срочно понадобится что-то, без чего никак не обойтись, пошли Мариам, она сходит и принесет. У меня к вам разное отношение? Так ведь одно дело – управлять «Волгой», и совсем другое – «мерседесом». И еще вот что. Когда мы вместе выйдем из дома, обязательно надевай бурку. Это для твоей же безопасности. В городе полно мужчин, которых снедает похоть. Им порой все равно, есть у женщины муж или нет. Так-то.

Рашид откашлялся.

– Когда меня нет, Мариам будет моими глазами и ушами. – Он свирепо посмотрел на Мариам, будто подкованным башмаком в висок ударил. – И не потому, что я тебе не доверяю. Как раз наоборот. Ты вообще мудра не по годам. Но ты все-таки очень молоденькая, Лейла-джан, а юные женщины нередко ошибаются. Недоглядел – жди беды. А уж Мариам ничего дурного не допустит. А ошибешься – поправит…

Рашид говорил еще долго.

Мариам сидела и краешком глаза наблюдала за девчонкой. Поучения и требования сыпались на них дождем, словно ракеты на Кабул.

Мариам в гостиной сворачивала и складывала высохшее белье, только что снятое с веревки во дворе. Когда девчонка вошла в комнату, Господь ее знает. Оглянулась – а Лейла стоит в дверях с чашкой чая в руках.

– Я не хотела тебя пугать. Извини. Мариам ничего не сказала в ответ. Только смерила девчонку взглядом.

Солнечные лучи падали Лейле на лицо: гладкий лоб, зеленые глаза, высокие скулы, густые брови (не то что у Мариам, жидкие и неправильной формы), светлые волосы разделены на пробор.

По напряженным рукам, по пальцам, вцепившимся в чашку, Мариам сразу определила: девчонке не по себе. Наверное, долго сидела на кровати и набиралась храбрости.

– Листопад, – нарочито легким тоном произнесла Лейла. – Заметила? Осень – мое любимое время года. Обожаю запах дыма из садов, где жгут опавшие листья. Мама – та больше любила весну. А ты хорошо знала маму?

– Не очень.

Девчонка приставила ладонь к уху.

– Прости, не расслышала?

– Мы были едва знакомы, – повысила голос Мариам.

– А-а-а.

– Тебе что-то надо?

– Мариам-джан, я только хотела… Насчет того, что он сказал вчера вечером…

– Я сама хотела поговорить с тобой об этом.

– Да, пожалуйста, – поспешно ответила девчонка. В голосе ее слышалось облегчение. Она сделала шаг вперед.

Во дворе запела иволга. По улице кто-то волочил тележку, стрекотали спицы, хрустели обитые железом колеса. Издали донеслось три выстрела, потом еще один, и все стихло.

– Я не буду твоей прислугой, – отчеканила Мариам. – Не буду, и все.

Девчонка вздрогнула.

– Конечно же нет…

– Какая бы ты ни была царица, помыкать собой я не позволю. Можешь ему жаловаться. Не подчинюсь, хоть бы он мне глотку перерезал. Слышала? Я тебе не служанка.

– Нет! Я как раз хотела сказать…

– Если рассчитываешь от меня избавиться, сыграть на своей красоте, предупреждаю: не выйдет. Я сюда явилась вперед тебя. Меня так просто не выкинешь. Я за себя постою.