Пак Кён Ри - Земля. Том 1

Когда солнце опустилось за холмы, из дальнего конца деревни все еще доносились звуки квенгари, похожие на женские причитания и всхлипывания. Наверное, это могло продолжаться всю ночь. Хотя, по правде говоря, только сейчас начиналось настоящее веселье для девушек и незамужних женщин, когда в ожидании восхода луны они собрались на песчаном берегу реки и слушали плеск воды.

Накрыть вам стол? — спрашивала уже во второй раз горничная Кви Нё, стоя у дверей террасы. — Ужинать будете?

Из комнаты не последовало ответа.

— Нужно зажечь лампу, — сказала тогда Кви Нё и вошла внутрь помещения. Чхампан Чхве Чи Су сидел за низким столиком, уткнувшись в раскрытую книгу. Сумеречный вечерний свет, напоминающий цвет выцветшей бумаги ханди [4] Ханди — корейская бумага, изготавливаемая из специальных сортов тутового дерева. , проникал в комнату. Действительно ли господин читал в полумраке? Луч света тусклой золотой полоской заскользил по переносице Чхве Чи Су. Сбоку резкий профиль его носа как нельзя лучше передавал состояние душевной тревоги, словно человек был опечален несовершенством мира. Оттого и вся комната была наполнена флюидами тревоги и беспокойства. Казалось, что мужчина в следующую минуту вскочит с места и закричит, выпучив глаза. Но он только произнес:

— Приготовь постель.

— Хорошо, — отозвалась горничная. Хозяин даже не взглянул на нее, он выглядел утомленным событиями, связанными с сегодняшним праздником.

Расстелив постель на теплом ондоле [5] Ондоль — теплый пол. У корейцев дома обогреваются специальными лабиринтами в полу, по которым движется горячий дым от печи. , Кви Нё вновь спросила янбана, не будет ли тот ужинать, но не услышав ответа, удалилась. Она прошла мимо столовой и прихожей, вошла в прилегающую комнатку, достала из-под кофточки на груди крохотное зеркальце, стала изучать себя, пригладила волосы, поморгала большими черными глазами и вернула зеркальце на место.

Тусклый свет проникал сквозь бумагу раздвижной двери, выходящей на задний двор и окруженный живой изгородью из трехлистного понцируса. Неподалеку зеленела бамбуковая роща, у края ее стоял дом, крытый черепицей, в нем жил управляющий Ким Пхан Суль с женой, они оба служили у Чхве Чи Су.

Горничная вышла, и только собралась было сунуть ноги в соломенные сандалии, как ее внимание привлек человек за изгородью. То был батрак Ку Чхон, шедший в задумчивости. Женщина проводила его глазами и хитро улыбнулась. Надев обувь и приподняв подол юбки, она направилась к хозяйственным пристройкам.

Деревня погружалась в сумерки.

Небрежно одетая миссис Ким суетилась на кухне. В огород, где росли редька и китайская капуста, пробрались куры. Им в это время пора было уже удалиться в сарай, но куры всё что-то выискивали, разгребая землю лапками. А Ку Чхон, глядя себе под ноги, неспешно поднялся на холм к беседке с изогнутой кровлей крыши, там уселся на верхние ступеньки, положил руку на балюстраду. Намеревался ли он ждать восхода луны? В деревне окна домов пока еще были темны, только одна зажженная шестиугольная лампа, висящая на колонне террасы господина Чхве, излучала матовый свет.

Скоро взойдет луна. Она осенит своим светом окрестности, пруд с плавающими листьями ряски и кувшинки, соломенные крыши хибар, на которых лежат тыквы-горлянки, тропинку в сосновом лесу, очень похожую на узенький пробор в волосах женщин. Всё окружающее уподобится целомудренной небесной деве, призванной для ласки, но она, не обретшая земное тепло, бесплодна. Луна — одинокая странница потустороннего мира, блуждающая по темной Реке Времени.

Слегка прикрыв глаза, Ку Чхон смотрел на деревню. В прошлый месяц там был построен Дом Луны.

«Ю-у-у-у! Луна появилась! Луна! Луна!..» — донеслись отдаленные крики детворы, им вторили собаки своим дружным лаем.

Деревенские жители окружили Дом Луны и зажгли неподалеку костер. Огонь разгорался. Женщины, сложив руки у груди, клали поклоны. У мужчин лица, освещенные пламенем костра, раскраснелись, а глаза блестели точно угольки.

Завершив молитву, люди принялись шуметь, как торговцы в базарный день. Мужчины задымили трубками, а женщины сморкались, утирались подолами юбок, расспрашивали друг дружку о делах. Это были извечные разговоры о здоровье близких, о хлебе, о приплоде живности, о надобности приготовления погребальной одежды для стариков и прочее, прочее. Они делились и беспокойством по поводу Лунного Дома, что, мол, неровен час, он может загореться от разгорающегося костра. И если Дом охватит огонь, он обрушится, и на месте руин будут бродить лишь тени духов.