Гарт Стайн - Искусство бега под дождем

Внезапно Ева начала всхлипывать. Здесь, на диване, перед всем миром, она перестала сдерживаться и расплакалась. Я чувствовал, как взрывается ее энергия.

— Прости меня, — пробормотала она.

Дэнни обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Я не хочу быть такой. Я была как сама не своя. Ведь я же совсем не злюка, — говорила она, рыдая.

«Будьте бдительны, — подумал я. — Зебра умеет прятаться где угодно».

Зоя бросилась к матери, обняла ее за шею, прижалась к ней, и обе принялись плакать. Следом разрыдался Дэнни. Возвышаясь над ними, он был похож на пожарный вертолет, старающийся потоками слез погасить пламя.

Я ушел. Поверьте, не потому, чтобы дать им возможность остаться втроем. Я ушел, потому что раз свои проблемы они решили, значит все в мире снова стало хорошо.

Кроме того, мне жутко захотелось поесть.

Я прошел в гостиную, обнюхал пол в поисках упавших кусочков. Их оказалось не так много. А вот в кухне я наткнулся на кое-что вкусненькое. На большой кусок куриного филе.

Его, наверное, обронила Зоя, когда увидела рану на ладони Евы. Кусочек выглядел аппетитно, и я обрадовался хорошей возможности приятно и с пользой провести время, пока семья успокаивается. Однако, понюхав его, я фыркнул и отскочил. Я снова подошел к нему, потянул носом и содрогнулся. Запах от филе шел отвратительный. Тошнотворный. Микробный. Филе либо слишком долго лежало в пакете, в котором его принесли, либо в холодильнике. Либо и там, и там. Определив его качество, я подумал о том, как легкомысленно люди относятся к своему здоровью, оставляя продукты надолго без присмотра. И как только Ева не заметила, что филе, которое она приготовила, давным-давно протухло.

Я посочувствовал Зое. Малышка могла ведь просто сказать матери: «Филе плохое, оно испортилось» — инцидент был бы исчерпан, а Ева не поранилась бы. Хотя едва ли: Ева нашла бы другой способ пораниться. Полагаю, ей просто требовалась встряска. Она требовалась им всем. В тот момент. Как я отчетливо понимал, им было важно почувствовать себя семьей.

Гонщики утверждают, что машина идет туда, куда смотрят глаза. Если гонщик, когда его машину начинает разворачивать и она уходит из-под его контроля, не оторвет взгляд от стены, он непременно с ней встретится; гонщик, который, почувствовав, что с колеса слетела покрышка, тем не менее продолжает смотреть на трассу, — справится с ситуацией.

Ваш автомобиль едет туда, куда вы смотрите. Второй вариант фразы: загляни вперед, и получится.

Это правда, я знаю. Гонки никогда не врут.

На следующей неделе после отъезда Дэнни мы отправились к родителям Евы, чтобы те позаботились о нас. Рука Евы была перевязана до локтя, из чего я сделал вывод, что порез не такой пустячный, как она представляла. Правда, он ее особенно не расстраивал.

«Близнецы», Максвелл и Триш, жили в миленьком домике, в глубине поросшего лесом острова Мерсер, откуда открывался бесподобный вид на Вашингтон и Сиэтл. Только, несмотря на прелесть этого места, они мне показались самыми несчастными людьми из всех, с кем мне доводилось сталкиваться. Все им виделось плохим. Они постоянно жаловались, говорили, что жизнь не сложилась и что она могла быть намного лучше. Не успели мы войти в дом, как они сразу завели свою обычную волынку: «Дэнни проводит слишком мало времени с Зоей. Он сторонится Евы. Собаку нужно помыть». Как будто от моей гигиены что-либо зависело.

— И что ты собираешься делать? — Максвелл уставился на Еву.

Они стояли на кухне, где Триш готовила ужин — стряпала свою обычную муру, которую Зоя обязательно возненавидит. Был теплый весенний вечер, и «близнецы» были одеты в клетчатые рубашки навыпуск и слаксы. Они пили ликер с вишенками, а Еве предложили бокал вина. От болеутоляющих таблеток, оставшихся с прошлого года, когда Максвеллу делали операцию по удалению грыжи, она отказалась.

— Я собираюсь прийти в форму, — ответила она.

— Какая форма? Ты вся высохла.

— Можно чувствовать себя толстой, оставаясь худой. Мне нужно потренироваться.

— О господи.

— Я про Дэнни говорю, — вставил Максвелл.

— А что я должна делать с ним? — спросила Ева.

— Хоть что-нибудь. Он ничего не приносит в семью. Вы живете на твои деньги.

— Он мой муж и отец Зои, и я люблю его. Что еще он должен приносить в нашу семью?

Максвелл, фыркнув, хлопнул ладонью по кухонному столу. Я вздрогнул.

— Тише! Собаку напугаешь, — одернула его Триш.

Она редко называла меня по имени. Слышал, так поступают в тюрьмах и лагерях для перемещенных лиц. Называется деперсонализацией.