Жан-Луи Кюртис - Французские повести

— Ариана изменяет мне, — говорит он чуть слышно. Жиль не знает, как ему реагировать, он часто моргает, но в полутьме бара этого не видно.

— Ты уверен? Давно это?

— Абсолютно наверняка. Я даже знаю этого малого.

— И ты идешь на это? Ты молчишь?

Шарль толкает Жиля локтем в грудь и подмигивает.

— Я олимпийски спокоен, — заявляет он. — Да к тому же…

И он снова хихикает, словно над неприличным анекдотом.

— …я тоже ей изменяю. Мы квиты. У меня вот такая девочка! (И он поднимает большой палец.)

— Ну что ж, если у вас так заведено… Если вы так счастливы…

Смех Шарля резко обрывается. Перед этими сбивами настроения просто теряешься.

— Счастливы? Кто счастлив? Ты, может быть?

— Да…

— И ты готов поклясться жизнью твоей дочки?

Жиль не отвечает.

— Вот видишь. Чего же зря болтать? Кто может быть счастлив в наше-то время? Погляди на этих мальчиков и девочек. Непохоже, чтобы им было весело: никто даже не улыбнется. А как они танцуют? Мрачно! И это счастье? Не смеши меня.

Однако Шарль не смеется. Он допивает виски.

— Я был счастлив, только когда был пацаном, — продолжает он. — Да, да, пацаном, лет в двенадцать или в тринадцать. А с тех пор никогда. Я бывал возбужден, весел, все, что угодно, но счастлив — нет!

— Пошли. Они уже, наверно, потеряли тер…

— Обожди, дай мне договорить. Не пожар! Дай договорить. В двенадцать-тринадцать лет я был на редкость чистым мальчишкой. Этаким волчонком, представляешь? С родителями — они были очень хорошие люди — мы по воскресеньям ездили…

— Получите! Сколько с нас?

— Да подожди, тебе говорят! — гневно останавливает его Шарль. — Я же не договорил. Так вот, в двенадцать лет я был на редкость чистым мальчишкой. По воскресеньям я со своими родителями…

— Ты все это уже говорил. Что ты хочешь сказать?

— …мы ездили в деревню на нашу маленькую ферму в Перш.

У Шарля слезы на глазах, он сопит, его кадык дергается.

— Ладно, ладно. Ты был чистый мальчишка. Ну и что с того?

— А то, что я превратился в марионетку.

— Прекрасно! Уничижение паче гордости. Время от времени это помогает… Ну, пошли, что ли?

— Одну минуточку, Жиль, будь другом. Я должен тебе рассказать о своем первом причастии…

— Только не сейчас. Завтра я тебе обещаю все выслушать. Ну, давай… Нет, не сюда, это уборная… Вот выход. Возьми меня под руку.

Я вернулся домой около четырех утра. Вероника спала. Три часа спустя я тихонько встал, не разбудив ее. Увиделись мы только вечером, после очень утомительного для меня дня — мне стоило невероятных усилий хоть кое-как справиться со своей работой. Вероника закатила мне сцену.

— Вы что, с ума сошли? Бросили нас и вместо того, чтобы зайти за нами — ведь мы договорились, — надрались как свиньи!

— Я не надрался.

— Шарль был мертвецки пьян и, кроме того, безобразно вел себя с Арианой.

— Браво! Отлично! Наконец-то он взбунтовался.

— Ах вот как, ты считаешь, что это отлично? Он приползает домой в четыре утра в дым пьяный, безобра…

— Ему бы следовало влепить ей разок-другой, я имею в виду Ариану, чтобы показать, кто хозяин дома, а она пусть знает свое место. Так поступали наши предки, и правильно делали.

— Ах вот как! Но я тебе не советую возрождать обычаи старины, потому что со мной, мой милый, этот номер не пройдет, будь уверен!

Вероника говорила сухо. Я никогда еще не видел ее такой — лицо оскорбленной богини, жесткий взгляд. Озлобление старило ее. Думаю, она меня действительно ненавидела в эту минуту. Смывшись от наших дам, как озорные мальчишки, и не придя вовремя за ними, мы свершили не просто преступление, а тягчайшее оскорбление их величеств. Эта невинная проделка, которая случалась, я думаю, во все времена и у всех народов со всеми мужьями хотя бы один раз и которой, мне казалось, не следовало придавать никакого значения, объяснив ее мужской солидарностью, вдруг оказалась грубым выпадом, чудовищным, злонамеренным актом. В два часа ночи, обезумев от волнения, я позвонила на всякий случай домой (говорит Вероника), и мне ответила няня, она сказала, что сама беспокоится, не случилось ли чего… Как ты мог забыть, что она ждет нас к часу?

— Я рассчитывал, что ты к часу вернешься. Я ведь оставил тебе машину.

— Но вы должны были за нами зайти! Друзья Арианы вскоре ушли. Хорошо мы выглядели одни в этом гадюшнике.

— А что, наверно, неплохо. Ведь ты обожаешь атмосферу клуба.

— Две женщины без мужчин!

— А, брось! Вы вполне в состоянии постоять за себя.