Жан-Луи Кюртис - Французские повести

Я слышу Женевьеву. Слышу ничуть не хуже, чем если б она кричала во весь голос. Ее сдержанность порой гремит как гром. Мне дорога ее учтивость, вот уже восемнадцать лет она так неизменно вежливо принимает мои увертки! Если сейчас она издали увидит, что я подхожу к Беттине, сажусь рядом, дергаю ее «конский хвост», смеюсь, облокотись о колени, картинно развожу руками (для разговора с шестнадцатилетней дочерью самая выгодная позиция, это почти так же удобно, как курить трубку), ей на время станет спокойнее. И после она ни о чем не спросит. У нас с ней не принято, как нередко делают родители, заранее сообща обдумывать разведывательные операции, а потом вечером, в супружеской спальне, обсуждать их, говорить о диком племени своих отпрысков, точно об индейцах Мату Гроссу [60] Один из центральных штатов Бразилии. . Таким этнологам и миссионерам суждено рано или поздно лишиться скальпа.

Она будет молчать. Завтра, послезавтра она будет вглядываться в лицо Беттины — искать проблески смягченной веселости, света, покоя… Но, разумеется, ничего не раз глядишь в этой дьявольской красоте, которую и завтра будут портить косметика и упрямая немота, в этой неизменной маске, замкнутой и неприступной.

Нет ли тут еще какой бабенки? Что ж, ищите, вы все на это мастера, только на меня не надейтесь, догадки да намеки не по моей части. Что видел, что думал, про то и говорю, и на этом точка. Нынче всякий готов целое кино сочинить, а я не собираюсь. Не по мне это… Хотя от вас что ж скрывать! Я уж вам говорил, в Лоссан иной раз заявлялись престранные личности. Так ведь, сами знаете, их и в других местах пруд пруди. Не хочу говорить, кто да где, вам не хуже моего известно, я уж вижу, вам охота кой-кого назвать, да только меня это не касается. Тут ли, там ли, все одна компания. Одна бражка, рыбак рыбака… не поймешь, как они терпят: толчея, крик, визг, назавтра опять снова-здорово, эдак друг другу опостылеешь. Нет, у нас с вами другие привычки. Не завидую я им, вот уж ни капельки! От такой жизни и спятить недолго. Вот мы с зятем ежели два раза на одной неделе увидимся, это уже светопреставление. И с Бидиулями то же самое, они друзья мадам Фромажо, супруги моей: два раза в месяц друг друга навестим — и хватит, я сыт по горло! А у этих не так. Ведь что за народ, только в девять вечера у них жизнь начинается. Иной раз ужинаешь в кафе на террасе, так слышали бы вы — у них в Лоссане шум, галдеж до двух, до трех ночи. И мужчины ихние, мосье, крикливее всякой бабы, хотя об этом я уж говорил, тут мы с вами сходимся. Пожимаешь плечами и идешь своей дорогой. А насчет юбок… Обратите внимание, никто про это словом не обмолвился — чудеса, верно? Насчет этого люди всегда рады пошептаться. Их хлебом не корми, только дай язык почесать. А тут ни гугу. Тоже ведь не зря, верно? Заметьте, толком никому ничего не известно. Для этого надо завести с ними дружбу, да где там, дудки! Но я не в обиде, что ж, в конце-то концов… А все-таки я был к ним вхож. Толкну, бывало, дверь и прямо шагаю во двор или на лестницу, крикну: «Это я, Фромажо!» — и уж поверьте, мне всегда улыбнутся, побеседуют малость. Один раз летом приглашают меня — вот, мол, бассейн, может, искупаетесь, но я ни в какую. Представляете — притащу в портфеле плавки и появлюсь нагишом? Не хватает только ореховым маслом намазаться и лечь загорать… Нет, знаете, моя профессия такая, надо уметь кой от чего и отказаться. Соблюсти расстояние. Так что приду я, бывало, выкурим по сигарете, десять минут поболтаем — и к делу! Сколько я таким манером народу перевидал! Кстати, — вам никто не говорил? — у них там вечно ошивается красотка мадам Дюж а, вдовушка… Вы меня поймите правильно, я говорю — ошивается, не более того. Ее поневоле заметишь, она раскатывает в такой маленькой красной машинке. Ну а не езди она в Лоссан, ездила бы другая такая же. Да, хороша, ничего не скажешь. Как погляжу на такую вдовушку, всегда думаю — вот бы он и заменил ей покойника! Он ведь не так уж слаб здоровьем! Но это все одни догадки. Они ее звали Деа. Деа туда, Деа сюда. Одета всегда просто. Короче говоря, ежели хотите знать, на мой взгляд, больно часто она туда ездила, все-таки не родня. Я бы смотрел в оба. На чьем месте? Ну ясно на чьем. Только ведь, ежели все делается тонко, скромно, люди ничего и не замечают… Бывают такие тонкие духи, не вдруг учуешь, вы меня понимаете? Не то что от трубки табачищем несет. Как вы сказали? Да нет, уже не молоденькая.

Надо опять и опять возвращаться к ночам. Пожалуй, стыд меня одолевает не меньше, чем страх. Тут нужны слова, которые обычно мужчины оставляют для женщин, для спиртного, для тех своих слабостей, что нераздельны с головокружением и одиночеством. И с падением тоже, ведь так и говорят — опять он впал в грех, или просто о преступнике, который попался: до чего низко пал! А я снова и снова впадаю все в тот же грех — предаюсь ночи, ночным мыслям, предаюсь дому… Какой судья меня оправдает?