Грэм Симсион - Эффект Рози

– Тридцать один год.

– Профессор Тиллман. Не знаю, что из сказанного мною дойдет до вас, но вот что мы имеем. Первый ребенок. Мать – независимый специалист с большими, даже чрезмерными, амбициями, потерявшая собственную мать, когда ей еще не было одиннадцати. Ни ролевой модели, ни поддержки близких и в придачу муж, который все эти обстоятельства не принимает во внимание. Вы улавливаете мою мысль?

– Нет.

– Ваша жена – готовый случай послеродовой депрессии. Она не справится. И окажется в больнице. Или кое-где похуже. А вы не делаете ничего, чтобы предотвратить такое развитие событий, и даже не заметите, когда это произойдет.

Мне совершенно не нравилось то, что говорит Лидия, но я не мог не считаться с мнением профессионала.

– Вы не первый, кто оказался неспособен поддержать своего партнера по браку. В моей практике вас было немало. Но в вашем конкретном случае я могу кое-что сделать.

Она помахала моим досье.

– Вам предстоит работа. Вы напали на полицейского. Не знаю, насколько вы способны контролировать себя в домашних условиях, но я вас отправляю на курсы по управлению гневом для мужчин, склонных к насилию. Посещать их обязательно до тех пор, пока ваш куратор не убедится, что вы не представляете опасности для окружающих. И через месяц я жду вас на освидетельствование. Вместе с женой.

– А если я провалюсь?

– Я социальный работник. Вас ко мне направили из-за неподобающего и противозаконного поведения в отношении детей. В конечном итоге решающим будет мое мнение. Во-первых, для полиции: достаточно одного моего сообщения, чтобы они снова вами занялись. Во-вторых, для иммиграционной службы: полагаю, гражданства у вас нет. В отношении отцов, которых мы считаем опасными, действуют ясные инструкции.

– Что мне надо сделать, чтобы больше подходить на роль отца?

– Начать обращать внимание на свою жену – и на то, как она справляется с ролью будущей матери.

Согласно расписанию, 27 июля Лидия не работала, и я ненадолго задумался, не решает ли это проблему нашей с Рози совместной явки на освидетельствование через месяц. Я поделился своим предположением с регистраторшей, но она была непреклонна и записала меня на первое августа, то есть через пять недель. Раньше я переживал из-за того, что придется ждать консультации восемь дней, а теперь должен буду испытывать еще бóльшую тревогу на протяжении тридцати пяти дней. Неизбежная перспектива рассказать все Рози тоже не добавляла спокойствия.

При этом мне предстояло решить еще одну, не менее серьезную проблему. Лидия упомянула о психологическом состоянии Рози. К счастью, тут я был готов немедленно приступить к действиям. Когда три года назад умерла моя сестра, я волновался, что у меня может начаться депрессия. С некоторой неохотой Клодия все-таки использовала единственный более-менее подходящий опросник, который нашелся у нее дома, – Эдинбургскую шкалу послеродовой депрессии.

С тех пор я неоднократно прибегал к этой анкете для оценки своего эмоционального состояния. На мой взгляд, изложенный в ней системный подход куда важнее того факта, что я не являюсь молодой матерью.

Итак, это был идеальный инструмент, пригодный, несмотря на название, для использования как в послеродовом, так и в предродовом периоде. Если данные, собранные с помощью Эдинбургской шкалы, покажут, что Рози ничего не угрожает, на следующем освидетельствовании Лидии придется отказаться от интуитивно поставленного диагноза перед лицом научных фактов. Возможно, если я буду располагать такими сведениями, мне не придется вести туда Рози.

Я достаточно хорошо знал Рози, чтобы с уверенностью предсказать: она не захочет заполнять опросник и может даже предоставить неверные сведения ради того, чтобы я не сомневался в высоких показателях ее уровня счастья. Следовательно, я должен получить ответы незаметно, в ходе общения. Анкета состояла из десяти коротких вопросов и четырех вариантов ответа на каждый, так что я без труда мог выучить ее наизусть.

Тем временем мне нужно было спешить в университет, где я не показывался уже полтора дня. Я планировал встретиться там с Джином, чтобы обсудить, когда он съедет, а также познакомиться с моей новой ассистенткой.

Выяснилось, что я напрасно разделял эти две задачи. Инге я нашел в кабинете Джина, который посвящал ее в подробности своего исследования на тему мужской сексуальной привлекательности. В самих методах и результатах исследования Джина ничего смешного нет, но он иллюстрировал их анекдотами и байками, поэтому Инге смеялась. Ее возраст и ИМТ совпадали – двадцать три. Джин полагает, что женщина до тридцати не может быть непривлекательной, и Инге подтверждала эту гипотезу.