Пак Кён Ри - Дочери аптекаря Кима

Ёнбин мучалась не оттого, что не могла подобрать нужных слов, а оттого, что ей было трудно подобрать выражения тому, что ей было неизвестно, как не знающей мужчины.

«Говоришь: не можешь выразить?» — повторила про себя Кэйт. Она подумала: как такая чистая невинная девушка может так смело говорить о проблеме полов?

— Мне кажется, что Ённан и с другим мужчиной… все может быть — не обязательно с Хандолем — могла совершить подобное… — Ёнбин, как бы отвечая сама себе, закивала головой, — Бог, когда творил человека, вложил в плоть дух. Но эта женщина не знает ни добра, ни зла, ни стыда; тем более, она не может познать и любви. Но представьте себе, порой я вижу в ней такую невинность и чистоту, которая может быть только у ангела. Что же это такое?

Ёнбин повторила прежнюю свою мысль. У обычно сдержанной Ёнбин вдруг, под волной чувств, нахлынувших на нее, начали вздрагивать плечи.

— Я не вижу в душе этой, на вид нечистой, женщины, ни одного грязного пятна. Разве она виновата в том, что Господь так прекрасно ее сотворил? По-моему, зло всегда должно быть четко отделено от добра. Но до тех пор, пока она не увидит зла во зле, мы будем ее бить и бить, и она будет пред лицом Бога блудницей. Но это ведь только наши выдумки! Мы же не знаем ее! Как в природе растут растения, так и эта женщина просто существует. Может ли она на своем элементарном уровне хоть немного ощутить мистерию? — страстно говорила Ёнбин. — Если бы Бог не дал духа и плоти, а дал бы человеку только инстинкт и желание, стал бы Он тогда наказывать человека? Но сейчас Ённан все осуждают. Она же не чувствует за собой вины, так как просто не знает ни капли из всего того, что ей приписывают. В данный момент наказываемся мы сами, наказываются наши отец и мать.

Ёнбин опустила глаза.

— Ёнбин, ты не уверена, но…

— Да, я сейчас запуталась в своей вере, — Ёнбин опустила голову.

— Господь дает испытания. И я верю, что Он постепенно пробудит дух Ённан.

Ёнбин не поднимала глаз.

Незаметно подкралась темнота, и поскольку было уже очень поздно, попрощавшись с Кэйт, Ёнбин решила вернуться домой. Она все думала о глазах Кэйт, смотревшей ей вслед в темноте. Когда она шла к Кэйт, она вовсе и не предполагала говорить на эту тему.

«Я погорячилась», — в сердцах подумала Ёнбин.

Кэйт не смогла развеять густой туман, наполнявший ее душу. Однако, высказав все свои сомнения, она ощутила некоторое облегчение.

Наступила глубокая ночь, подул по-осеннему свежий ветер. На ощупь она стала спускаться по лесной тропинке.

— Ай! — яркий свет ударил ей прямо в глаза, и Ёнбин пришлось закрыться руками.

— Ёнбин.

— Ой! Как ты меня напугал.

— Ха-ха-ха… Извини, извини… — громко рассмеялся Хонсоп, — я заходил к вам домой. Там мне сказали, что ты ушла к пастору, вот я и пошел к тебе навстречу, видишь, я даже фонарь принес? — сказав это, Хонсоп погасил свет.

— Почему выключил? Дорогу не видно.

— Давай сначала присядем на минутку, потом пойдем, — Хонсоп грузно сел под деревом.

— Давай поговорим дома, — предложила Ёнбин.

— А что?

— Да так.

— Боишься?

— Да, боюсь. Чтоб Ённан не сказала, что и я с бесом попуталась…

— Да сядь ты. Вот здесь. Луны же нет.

Ёнбин тихонько села.

— Это правда, что ты завтра в Сеул едешь? — спросил Хонсоп.

— Угу.

— А что так?

— Надо, чтобы в доме все улеглось. Вот уеду, Ённан и успокоится.

— И генеральше стало стыдно. Ха-ха-ха! — рассмеялся Хонсоп.

С детства разговор между ними был так небрежен. Как-то в средних классах школы Хонсоп, немного владевший слогом, посвятил Ёнбин стихи. В них были слова: «Моя мадонна с галантным благородством генеральши». Это примитивное выражение, как ни странно, очень полюбилось Ёнбин. После чего Хонсоп время от времени стал называть ее генеральшей.

— По дороге только что встретил Тэюна.

— Что он сказал?

— Ничего. Он же все на меня зло держит.

Хотя Хонсоп и говорил, что Тэюн его недолюбливает, на самом же деле тот презирал его, и это хорошо знала Ёнбин. По словам Тэюна, Хонсоп был малодушным и слабовольным парнем, к тому же еще и с большими амбициями, поэтому он никак не мог избавиться от клейма предателя.

— Зря ты так. Это у него об отце такие предубеждения. Он такой наивный, — защищала часто Ёнбин Хонсопа перед Тэюном.

— Что наивный — это правда. Но в дурном смысле: ведет себя, как праведный иисусик, а на самом же деле хитер. Такой притворщик! — не унимался Тэюн.

Ёнбин не стала возражать Тэюну и оправдывать Хонсопа. Что бы о нем ни говорили, она все равно любила его.