Андрей Иванов - Обитатели потешного кладбища

– Да, Анатоль, так и сделаем, да?

Сил у Анатолия Васильевича определенно не осталось совсем, он легко уступил нашим увещеваниям, покачиваясь, ничего вокруг не замечая. Он пошел вон из школы. Мы гасили свет и запирали за ним. У него подгибались ноги, терял сознание на ходу. Поддерживая, проводили домой, зашли, чай ему сделали, побольше сахару насыпали (у Сержа в кармане был кулек, для примирения). Я позвонил Розе, чтобы она проверила своего редактора поутру. В кровати он дрожал, стучал зубами и шептал: «Моя вина… во всем я виноват… один я».

Уладив это дело, мы съездили к Наде. Она снова потребовала, чтобы Серж все рассказал:

– Вы-то, я надеюсь, мне врать не станете…

Серж повторил свой рассказ – в который раз! Она замахала на нас руками, убежала – не поверила. Пришла через какое-то время вся в слезах.

– Зачем вы так со мной? Я не ребенок… За кого вы меня принимаете?

Смотрела то на меня, то на Сержа, я сказал, что не могу подтвердить, меня там не было, но Сержу и Николаю можно доверять.

Она засмеялась.

– Николаю? Доверять? Вы даже не представляете, какие безумные вещи он мне наговорил, – она сделала таинственный жест в сторону окна, подошла и отодвинула занавеску: стекло было разбито. Я спросил, что случилось, но она не обратила внимания на мой вопрос. – Это просто какой-то дурной сон. – Не замечая нас, она ходила по гостиной и повторяла: – Он приедет. Скоро. Завтра. Он обязательно приедет.

Но Тредубов не приехал. Поиски, которые по-настоящему начались где-то дней через десять, когда ни у кого не осталось сил просить об этом, не дали никаких результатов; с тех пор «Русский парижанин» перестал активно действовать, номера выходили редко; многие отвернулись от Шершнева – невразумительность его рассказа вызвала волну сомнений, клеветники поговаривали, что он сексот НКВД, подозрительность в среде русской эмиграции, как и бедность, были и остаются хроническими; быстро помирившись с Сержем, Игумнов отстаивал его честь, советуя ему поменьше обращать внимание на болтовню. «Нас не так просто сломить. Грош нам цена, если мы остановимся. Ничего, ничего… Продолжаем свое дело. Делаем следующий номер».

– Не беспокойтесь так, Роза Аркадьевна, – ласково говорил Каблуков, – подумаешь, не успели заявление подать. Это всегда исправить можно. Нет никаких ограничений. Поверьте мне, заявление и теперь примут, и с радостью! Я могу вам устроить аудиенцию с товарищем Богомоловым…

– Неужто он меня примет?

– С превеликим удовольствием, дорогая Роза Аркадьевна. Такие люди, как вы, на вес золота. Россия нуждается в таких людях, как вы…

– Да в чем же моя ценность? Я всегда работала в таких организациях, прямо скажем, антисоветских. Неужели мне все это простится?

– Это больше ничего не значит совершенно. Война многое изменила, в том числе взгляды на эмиграцию. Эмиграции просто не должно больше быть! Всем надо вернуться, потому что Россия нуждается в вас… Я был в СССР. Говорил с людьми, видел многое. Возрождение православия – вот главное, и оно мне внушает надежду на многое. Но, как бы я ни радовался этому, однако, должен заметить: не хватает духа прежней России. Такие люди, как вы, как Анатолий Васильевич, как многие, многие ваши друзья, просто обязаны вернуться, чтобы возродить из пепла и руин нашу Родину. Неужто сама по себе эта цель не воодушевляет? Да и что тут думать? Посмотрите, как вы мучаетесь в проклятом Париже. Комнатка у вас маленькая, платите вы небось за нее половину того, что получаете, а получаете от силы три тысячи франков. Сколько можно терпеть?

Дверца большого платяного шкафа со скрипом отворилась. Каблуков от неожиданности встал. Роза Аркадьевна тоже встала и отошла в сторону от стола. Несколько секунд они стояли в немой и полностью неподвижной сцене, ожидая: что будет дальше? Пауза. Вдруг внутри шкафа послышалось шуршание, точно занавес раздвигался. Чертыхаясь и кашляя, стряхивая с себя пыль, из шкафа вышел Анатолий Васильевич Игумнов.

– Ну, все… Простите, Алексей Петрович, что не дал вам довести ваш… изумительный монолог до конца…

– Вот так фокус! – скрипнул Каблуков, весь бледный и растерянный от злости. – Ах, вы, Роза…

– …и вы, Роза Аркадьевна, ради Бога, простите… Не вытерпел!

– Правду говорят, странный вы человек, Анатолий Васильевич.

– Здравствуйте, господин Каблуков, – кряхтел, распрямляя спину, редактор. – Ох, и тесно же там! Ну, вы из Англии прибыли, а там такие странности должны быть в порядке вещей…