Фридрих Горенштейн - Том 2. Искупление

— Мама, попей, — сказала Катя.

— Чтоб Кимушкины труды не пропали даром, — улыбнулась Лидия Кирилловна, спасибо, миленький. — Она взяла поварешку, глотнула. Катя осторожно принялась массировать ей виски.

— Ничего, — сказала Лидия Кирилловна, — мне хорошо… Сейчас будет чай…

Катя проворно убрала со стола, сбросила объедки в газету. Лидия Кирилловна принесла свежую, хрустящую скатерть и посреди поставила маленькую елочку с тремя серебряными шарами.

— Раздевайся, — сказала Лидия Кирилловна. — Чего ты в пальто… Будь как дома… Где ты встречал Новый год?

— В одной компании, — сказал Ким. — У нас на руднике есть хорошая компания…

Он снял пальто в передней, присел к столу, достал шоколад и протянул Кате.

— Спасибо, — сказала Катя, — какой ты заботливый… У тебя волосы торчат на макушке, как смешно. — Она улыбнулась. Щеки ее сразу округлились, носик приподнялся, нежные мочки ушек стали прозрачными, наполнились красноватым светом.

— Он и кекс купил, — радостно сказала Лидия Кирилловна, — ох, я ж его кекс в передней забыла… Кимушка, ты кем на руднике работаешь? Где ты так лицо поцарапал?.. И руки?

— Я занимаю инженерную должность, — сказал Ким, — случайно поцарапался… Не заметил проволоку… Я через год снова в университет поеду… В пятьдесят четвертом.

— Молодец, — сказала Лидия Кирилловна, — вот, Катя, тебе И кавалер… А мы ищем…

— Мама, оставь, — вновь раздражаясь, сказала Катя.

— Не буду, не буду, — торопливо замахала руками Лидия Кирилловна и ушла на кухню.

— Ким, — позвала Катя, усаживаясь против него, положив подбородок на ладони.

— Что? — тихо спросил Ким, чувствуя до сладости приятные толчки пониже сердца.

— Здравствуй, — сказала Катя.

— Здравствуй, Катя, — ответил Ким.

Лидия Кирилловна внесла электрический чайник, разрезанный торт и тоже разрезанный купленный Кимом кекс. Она поставила вазочку варенья, очень вкусного, пахучего, маленькие, размером с вишню яблочки плавали в густом бордовом желе. От чая стало жарко, Ким расстегнул было куртку, но, вспомнив о несвежей рубашке и штопаном свитере, торопливо застегнулся опять.

— Может, по рюмашечке? — спросила Лидия Кирилловна. Она достала графинчик темно-вишневой наливки. — За вас, дети, разлив и подняв стопку, сказала Лидия Кирилловна, мы уже отжили свое, хорошо ли, плохо… А вы только начинаете жить…

Чокнулись, выпили. Побегав на морозе, Ким полностью протрезвел от выпитых им ранее стопок водки, однако теперь наливка сразу ударила в голову, все приятно закружилось, и он начал плохо слышать, что являлось верным признаком опьянения. Лидия Кирилловна куда-то исчезла, они сидели с Катей друг против друга и смотрели в глаза, кто пересмотрит. Потом Катя рассмеялась, замигала, взяла шоколад и принялась разворачивать, разрывая серебристую обертку длинными пальцами. Она отломила две дольки, положила их себе в рот, затем отломила сбоку продолговатую полоску и протянула Киму через стол, зажав один конец пальцами. Ким вытянул шею, надкусил. Ким откусывал кусочки и засовывал под язык, где они приятно таяли. С каждым разом ему приходилось все дальше и дальше вытягивать шею, потом даже приподняться, полоска исчезла, и Ким прикоснулся губами к Катиным пальцам, поцеловал их измазанные шоколадом кончики.

— Противный, — сказала Катя, — у меня под ногтями полно твоего противного шоколада… — Она сложила вдвое бумажную салфетку и принялась уголком вычищать шоколад из-под ногтей.

Чувствуя дрожь в груди и ногах, Ким обошел вокруг стола и сел рядом с Катей. В том месте, где их бедра сливались, становилось все жарче и жарче. Тело его, затянутое в суконную куртку, изнемогало от жары, от жажды, и в полубредовом состоянии он жадно припал к тугим синим жилкам у Катиной ключицы. Прохладный солоноватый привкус девичьей кожи не утолил жажду, а удесятерил ее, в воздухе завертелись фиолетовые спирали.

— Тише, тише, — сказала Катя, довольно больно толкнув в грудь локтем. Разбаловался юноша…

Катя встала и сразу же, точно дежуря у двери и ожидая этого мгновения, в комнату вошла Лидия Кирилловна.

— Кимушка, — сказала она, — я тебе на тахте постелю… Ты ведь у нас ночуешь?

— У вас, — слабым голосом ответил Ким. Перед глазами его по-прежнему кружили спирали, постепенно затихая и меняя окраску.

Тахта была застлана большим ковром. Ковер спускался по стене, переламывался, и конец его бахромой касался пола. Лидия Кирилловна подтянула ковер, так что у стены образовалась складка, сверху она положила ватный матрац, застлала простыней, принесла стеганое одеяло и большую подушку. В комнату заглянула Катя, уже в халате.