– Поменялись местами, и Марина щёлкнула, – объяснила Таня на улице, когда мы остались вдвоём, – она сама предложила, я-то не собиралась, лохматая, ненакрашенная, à la naturelle.
– Напечатаешь мне один натюрель? – спросил я. – Ванну, какао с чаем…
– Попробую.
– Мой отец раньше фотографировал и печатал, я смотрел, но в технологию не вникал. А потом у него как-то пропал интерес. «Зенит» дома лежит, уже года два, наверное, не доставали из шкафа.
– Так попроси, пусть даст поснимать, если тебе интересно. Я покажу, что и как…
Мы направлялись в госпиталь – мимо выселок, сквозь пёструю, разноголосо гудящую на ветру лесополосу; дальше на пути стоял Муравейник – поросший степными травами холм тридцатиметровой высоты. Летом по утрам на нём тренировались десантники, брали штурмом в чистом рукопашном бою, даже без учебного оружия, и то и дело, сгруппировавшись, как колобки, кувыркались с вершины поодиночке и целыми группами, заставляя зрителей ахать, – но я не припомню, чтобы хоть один серьёзно пострадал. Вскочил, отряхнулся – и снова наверх. А в остальное время здесь играла в десантников поселковая ребятня.
– Мне доводилось оттуда летать, – сказала Таня, кивнув на холм.
– А уж как мне доводилось! – ответил я. – Но самому лететь не страшно, гораздо проще, чем смотреть на других.
– Мама не видела… «Ты же девочка, а не Мишка Квакин, а-а-а!..»
– Мне кажется, она сама была такая. Правда?
Таня кивнула, добавив:
– Почаще бы вспоминала об этом… Хотя нет, я несправедлива. Она только в шутку ворчит, а так у нас прекрасные отношения. Даже удивительно, с моими-то заскоками, подростковыми и не только…
Мы могли обойти Муравейник по шоссе с дальней от залива стороны, могли по старой памяти взять его в лоб. Это было интереснее, уж больно красивый вид на посёлок и залив с кораблями открывался с холма. Но дожди… Забраться-то можно, только измажешься весь как чёрт. На обыкновенной прогулке это бы нас не остановило, но сейчас было самое время почувствовать себя нормальными героями.
Разговор перекинулся на Надежду и то, что произошло вчера. Таня рассказала, что так бывает, когда случается событие, которое наша психика не может принять, отталкивает его и кричит: этого не было! этого не может быть! – пока не израсходует все силы, и тогда наступает оцепенение, защитная реакция, чтобы не повредиться умом.
– Ты вчера говорила, что о чём-то сразу подумала, но это не по телефону, – напомнил я.
– Ой, Саш, не хочу пока об этом. Вдруг ошиблась? Извини, ладно?
– Да не за что извинять, – ответил я, и Таня пожала мне руку.
Обойдя холм, мы круто свернули к берегу и минуты через две, вдоль белого, расписанного красными крестиками госпитального забора, дошагали до проходной. «Привет, Славка», – сказала Таня дежурному матросу, он заулыбался, поздоровался в ответ и, ни о чём не спросив, пустил нас на территорию. Здесь было почти безлюдно, только возле склада санитары, лениво препираясь, выгружали из «РАФика» большие коробки, а рядом подметали дорогу несколько больных в синей пижаме, у одного из-под куртки выглядывала загипсованная рука. Я остался в скверике с деревянными скамейками вокруг фонтана в виде чаши со змеёй, а Таня отправилась на разведку в главный корпус и вернулась минут через десять.
– Вроде ненадолго уходила, но уже принесла лекарственный дух, – сказал я, коснувшись её волос.
– Не нравится?
– Нравится, конечно.
– То ли ещё будет… В общем, Саня, я поговорила с мамой. Надежда пришла в себя, но пока ещё слабая, сейчас спит, тревожить не надо. Я передала самые лучшие пожелания от всех нас, но, думаю, она просто не вспомнит. Ни нас, ни как попала на ранчо, ни вообще что там было. Психолог с ней поработает, всё будет хорошо.
Успокоенные, мы двинулись обратно и, теперь уже не сговариваясь, сошли с обочины на тропу, ведущую к Муравейнику.
– Видела в коридоре Лену и Полину Сергеевну, – вспомнила Таня, карабкаясь в гору.
– И что? – спросил я.
– Поздоровалась.
– А брата Лены не видела? Знаешь его?
– Не видела, – ответила Таня, и дальше стало не до разговоров. Только наверху, переведя дыхание, я сказал:
– Здесь хорошо спасаться от цунами. Вон мой дом виден, как раз успею добежать.
– Мой не виден, – отозвалась Таня и, отвернувшись, стала разглядывать госпитальные строения, расположенные изысканным, каким-то венецианским узором. Некоторое время мы молчали.
– Лена красивая, – сказала наконец Таня, – необычная такая, что-то негритянское в лице и светлая кожа. Понимаю, почему она тебе нравится.
Читать дальше