Таня была очень занята. Учёба, практика всё сложнее; вдобавок, отучившись четыре курса на стоматолога, очень многое умея, она увлеклась челюстно-лицевой хирургией и думала о второй специальности, а для этого надо было вернуться к гистологии и другим уже пройденным дисциплинам. Плюс работа: массажи и новое дело, возникшее случайно. «Отчего ты такая?» – спрашивали подруги, имея в виду чудесную осанку, цвет лица, неутомимость, совершенные стопы – высокий свод, ни намёка на болезненные косточки. Таня отвечала: детство босиком на пляже, плавание, подвижность, фрукты и виноград, никаких шпилек до восемнадцати лет и после не увлекаться… Всё формируется к юности, дальше можно только подправить. «Нам бы хоть подправить», – говорили подруги, и Таня стала дважды в неделю вести лечебную гимнастику. Для этого училась и тренировалась: раньше, к примеру, не могла садиться на шпагат, оттого что не было необходимости, теперь делала это запросто и как угодно.
В сентябре мы сняли однокомнатную квартиру на Дачном проспекте недалеко от Ветеранов и назвали, разумеется, «дачей». Подходящее слово: мы появлялись здесь в основном для отдыха, на ночь. Я вспоминал день, когда, впервые увидев Танино платье на спинке стула, подумал: скоро так будет всегда. Теперь было много платьев, и медицинские халаты, инструменты – я приучился видеть их без содрогания, – и разнообразные тюбики, баночки, пилочки в ванной. И Таня совсем рядом, каждую ночь; во сне она вечно забирала всю подушку, выдёргивая из-под моей головы.
С каждым вечером всё раньше темнело, по подоконнику часто колотил дождь, где-то совсем рядом пролетали самолёты. Иногда, перед тем как уснуть, мы вспоминали последний общий школьный год: как важно тогда изображали посторонних. «Так хотела подойти и сказать: сделай проще лицо!» – призналась Таня. И друзей, виноградник, подвал… Как недавно это было и как мало, по сути, мы изменились!
Однако даже такие, мало изменившиеся, мы обзаводились бытом. О мебели в съёмной квартире не заботились, достаточно было хозяйской, но я купил отличную гитару, Таня – несколько мелких барабанов и свободно выстукивала на них свои партии. Время от времени на неё находил кулинарный стих. Однажды поздним вечером варит полуведёрную кастрюлю супа дней на пять с таким расчётом, чтобы утром, остывшую, поставить в холодильник, сыплет всего побольше, а стол чистый и в раковине – дощечка, ложка и два блюдца. Как это получалось, ума не приложу.
По утрам я старался сохранить для Тани каплю бесценного сна и раньше вставал, готовил завтрак. Как-то в шутку спросил, провожая в клинику: может быть, тебе нужен кто-то более грозный, кто не будет варить овсянку и мыть посуду? Таня сморщила нос и сказала: «Бросьте этих пошлостей!»
Мы часто заглядывали к бабушке с дедушкой, жившим недалеко, минутах в двадцати на маршрутке. Они ворчали: зачем нужна конура, ещё и деньги платить, неужели здесь мало места? Через два месяца игры в самостоятельность мы прислушались к резонным словам и оставили «дачу».
К нам, и туда и сюда, заходили гости. Аркадий с подругой, очень милой, лет на пять старше, с восьмилетним сыном. Костик, услышав, откуда мы, тут же стал расспрашивать о кораблях и не успокоился, пока не выведал всё, что знали. Бывали Танины медички, весёлые и шумные, иногда в сопровождении парней, как на подбор созерцательных, молчаливых. С Лерой, нашей первой ещё ленинградской знакомой, мы ездили в Павловск и Царское Село. Таня дружила с нею всё это время, и я, встретив после долгого перерыва, подумал, что невысокая Лера, прежде напоминавшая разом Олю Виеру и близняшек Вику с Алёной, превращается в Таниного мини-двойника. Походка стала такая же, с виду неспешная, но поразительно быстрая, – довольно крупными шагами, с полным выпрямлением толчковой ноги и мягким, почти без колебаний вверх-вниз, перекатом с пятки на носок. Развернулись плечи, голос, прежде звучавший с писклявинкой, обрёл более низкие, грудные ноты. Эти перемены, на мой взгляд, были ей очень к лицу.
Было чувство, что вместе с нами постепенно встаёт на ноги город. Улицы становились чище, молодели дома, густели стада диковинных красивых автомобилей. Я искренне хотел надеяться, что опустившиеся люди не вымирают, а находят дом, возвращаются к нормальной жизни. Таня, повидавшая их вблизи на сестринской практике, мои надежды не разделяла.
В апреле от едва знакомой родственницы мне досталась в наследство двухкомнатная квартира на улице Севастьянова. Мы с Таней решили пожить там, а если с деньгами будет туго, сдать её и вернуться обратно.
Читать дальше