Ширман улыбался, такой же, как прежде: узкий, худой, в длинной черной шинелке, красивый, с баками, похожий на Пушкина из кино.
— А где Рома?
— Какой Рома?
Романом звали ширмановского друга и сокурсника; как они играли на двух гитарах, пели на два голоса!
— Твой друг-приятель.
— Ты что-то путаешь, Инна.
— Да, должно быть, путаю. Ну, пока, Шура, я пошла.
Я чмокнула его в щеку, он поцеловал мне ручку. Чао, двухголосое пение, поручик Голицын, две гитары за стеной, прощайте.
Из припрятанной «Латерна Магики» возник посередине арены голографический призрак расставившего ноги в сапогах с ботфортами огромного Гулливера, надвинувшего на лоб треуголку бермудскую времен петровских. Сколько я ни расспрашивала потом знакомых и незнакомых, никто этого номера не видел. Под странную музыку с колокольчиками в лучи прожекторов, окруживших Гулливера, въехали в каретах, запряженных собачками, вбежали, предваряемые розовой принцессой на страусе, маленькие человечки.
Сверкали глаза их, точно стразы, сверкали блестки на одеждах, мелькали башмачки. Бегал по кругу вокруг арены маленький золотой (золотые доспехи скифского мини-царя) вояка, свирепое личико, грозные выкрики, всё золотым мечом потрясал, нападал на Гулливера, призывал войско; наконец розовая принцесса очаровывала и успокаивала его, они уезжали на страусе, маленький народец во тьме танцевал, перебрасываясь светящимися мячиками, выходил маг, вывозили огромный золотой шкаф, лилипуты входили в него, шкаф закрывали, маг махал плащом, таял в воздухе Гулливер, униформисты распахивали створки шкафа, разумеется, вместо пропавших лилипутов из шкафа выпархивали голуби, музыка, туш, аплодисменты. Уходя с арены, маг забывал на опилках черный плащ с белым подбоем, униформист поднимал плащ, из-под которого выскакивал золотой неуемный воинственный малыш, делал круг почета, освещаемый лучом оранжевого прожектора, и убегал за кулисы.
Представление закончилось. С толпой счастливых зрителей перешла я проспект, на ближайшей скамеечке вечернего Парка Победы выкурила вторую (отвратительную) сигарету и вернулась к вагончикам за шапито, где уже суетился карлик, разведший костерок, разложивший на деревянных ящиках нехитрое угощение. Вагончики заслоняли костерок стеною, чужих не ждали, не звали, да их и не было.
— Понравилось? — спросил карлик.
— Чудо! — вскричала я.
— А кто больше всех понравился?
— Розовая принцесса.
— Ее зовут Александрина Прокофьевна, — сказал карлик. — Я вас сейчас познакомлю.
— А маленького золотого как зовут?
— Петрик.
— Без отчества?
— Да ведь он еще ребенок, — сказал карлик. — Его недавно приняли, вместо дяди. Дядя, знаете ли, спился.
Лилипуты сидели вокруг костерка на ящиках, пили ликер из маленьких стопариков голубого стекла; тамадой был, разумеется, их шпрехшталмейстер, тоже переодевшийся в партикулярное, однако, отсутствие черно-золотой ливреи с немасштабной хризантемой в петлице важности и презентабельности ему не убавило ничуть. Он произносил тосты поставленным тускло-звонким голосом, раскатисто подчеркивая «р». «А сейчас поднимем бокалы, — и все подняли голубые стопарики свои, — за здор-ровье нашей очар-ровательной др-рессир-ровщицы Р-розочки!» — «И за моих собачек!» — «За собачек отдельно». Выпили и за собачек. Шпрехшталмейстер вынес из фургона (под аплодисменты) маленькую гитару («мне ее мастер из Сыктывкара из распиленных ружейных прикладов вишневого дерева выклеивал») и, картинно настроив ее, запел:
Где вы тепер-рь? Кто вам целует пальцы?
Куда ушел ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили пор-ртугальца,
А может быть, с малайцем вы ушли.
Старый клоун дядя Вася утер слезу.
— Красота… — шепнул он мне. — Ну, точно как на довоенных гастролях в саду «Александрия»!
В последний р-раз я видел вас так близко,
В пр-ролеты улиц вас умчал авто.
Пр-риснилось мне: тепер-рь в пр-ритонах Сан-Фр-ранциско
Лиловый негр-р вам подает манто.
— Браво, Иннокентий! — закричал старый клоун. — Если бы ты был с нами на гастролях по садам, ты бы пел непременно, специально репризу бы придумали! Народ бы валом валил тебя послушать. Почему ты не поешь на арене, кстати?
— Повода нет, — отвечал Иннокентий.
— Так найди!
— А что за гастроли по садам? Загородные? — спросила я.
— По всей стране, — старый клоун выпил перцовки из граненого стакана. — Раньше, дорогая моя медно-золотая головушка, в каждом уважающем себя городе имелся городской сад с названием, личным именем. Сад «Буфф», например, «Олимпия», «Александрия»…
Читать дальше