Андреас Штайнхёфель - В центре Вселенной

Анни сломала себе тогда обе ключицы. Больше я никогда ее не видел. Те же достопочтенные отцы города, чьи сердца за восемь лет до этого были тронуты отсутствием у Стеллы и у нас каких-либо других родственников, руководствуясь теми же причинами, вмешались и отправили одинокую Анни Глессер в санаторий. По крайней мере, официально это называлось так. Дети в школе, которые, как обычно, знали все лучше всех, сообщали иное.

– Они отправили ее в дурдом, эту Анни. Там они с ней будут делать всякие вещи!

– Какие вещи?

– Будут бить ее током в разные места.

– И колоть уколы.

– И класть ее в лед, пока она не замерзнет так, что не сможет двигаться.

– И поселят ее в комнату с резиновыми стенами.

– Зачем?

– Чтобы не разбила себе голову от злости. Она же буйная.

– И смирительную рубашку наденут.

Это поразило меня сильнее всего. Мне было бесконечно жаль, что Анни себе что-то сломала. Ей, должно быть, было больно и страшно, когда она сидела в яме, залитая клейким ликером. Но когда я представлял себе Анни, завернутую в смирительную рубашку, мое сердце разрывалось. Я был твердо уверен: что бы с ней там ни делали, ей не будет от этого хорошо , и что-то подсказывало мне, что она больше никогда не увидит ни ликера, ни телевизора и порноты. Судьба Анни Глессер так глубоко тронула меня, что еще долгое время, спроси кто-нибудь, кем я хочу стать, я ответил бы: «Психиатром». Вот только не было никого, кто бы об этом поинтересовался.

Несколько недель я бродил вокруг светлого домика Анни, втайне надеясь, что распахнется окно или приветливо приоткроется дверь. Мы с Дианой пережили Битву у Большого Глаза, о которой я с удовольствием бы ей рассказал. Но лето подходило к концу, заброшенный сад порос сорняками, задушившими все великолепие с любовью выращенных цветов, и, когда осенний ветер тщетно застучал ставнями в окна, я наконец понял, что надежды нет. Но я так никогда не забыл ни Анни, ни то, что надо делать, чтобы петушок запел. Когда спустя несколько лет я впервые удовлетворил себя сам, именно так, как она меня научила, я на следующий день купил себе мороженое в вафельном рожке и, усевшись на край фонтана, в память о ней раскрошил рожок курлычущим голубям.

Смертельно острые, враждебные стебли терновника исчезли, и замершие на стенах мухи снова зажужжали, повар влепил поваренку пощечину, и все потекло своим чередом. Вскоре сыграли свадьбу. Я был доволен – более того, я был счастлив.

– Но зачем принц поцеловал Спящую красавицу? – спросила сестра.

– Потому что он был в нее влюблен.

– Но как же он мог быть в нее влюблен, если он с ней даже ни разу не встречался?

– Иногда так бывает, – Тереза закрыла книгу сказок и откинулась на спинку винно-красного мягкого кресла, которое с недовольным скрипом выплюнуло наружу кусок поролона. Ее лицо погрузилось в полумрак, и в свете свечи, стоявшей на тумбочке возле нашей кровати, глаза ее казались двумя мерцающими в темноте серыми светлячками.

Диана, явно не удовлетворенная таким ответом, в задумчивости подергала себя за ухо, выпятив губу. Я не только не мог понять, что заставило ее не поверить в эту историю, – такой скептический подход казался мне начисто лишенным всякой романтики. То, что принц любил Спящую красавицу, было для меня неоспоримо, как закон природы. Гораздо сильнее меня интересовала практическая сторона.

– И где они стали жить?

– В каком смысле?

– Ты сказала, что они жили долго и счастливо. Где?

– Ах, вот ты о чем… – Теперь уже Тереза в задумчивости почесала за ухом. – Я думаю, они жили в прекрасном замке.

– В таком, как на Замковой горе?

– Ну уж нет, он слишком маленький и никчемный. Настоящим принцам и принцессам нужно… ну, по меньшей мере сто комнат!

Мою голову пронзила безумная мысль.

– Тереза, а в Визибле есть сто комнат?

– Наверняка есть, – заверил меня голос из глубин кресла. – Как минимум!

Сон как рукой сняло.

– Тогда Спящая красавица и прекрасный принц могут жить в нашем доме, просто мы их еще не видели?

Диана недоверчиво фыркнула.

– Почему бы и нет, – ответила Тереза и после долгой паузы, за которую я чуть не сошел с ума, добавила: – Если подумать, то я совершенно уверена , что так оно и есть.

Я тут же откинул одеяло, выпрыгнул из кровати и побежал к двери, шлепая босыми ногами по холодному паркету. Распахнув ее, я в надежде высунулся в коридор, но слева и справа меня окружала лишь непроницаемая тьма. Ни Спящей красавицы, ни принца, ни даже проснувшихся от столетнего сна слуг не было и в помине. Я разочарованно захлопнул дверь и бросился обратно под одеяло.